Мертвая вода - Оливье Норек (2021)

— Один человек по имени Жан Грен, как говорят, почти великан, жил один-одинешенек в хижине с провалившейся крышей неподалеку от оврага Мальбуш. Он был охотником и одевался в шкуры убитых животных, так что случалось, трудно было понять, человек он или зверь. К несчастью для него, в тысяча восемьсот девяносто девятом году были похищены и съедены трое детишек, наверняка волком, ведь тогда в Авероне насчитывалось две тысячи этих хищников. Так вот, к несчастью для Жана Грена, этого оказалось достаточно, чтобы он прослыл Людоедом из Мальбуша — тем, кто пожирает детей, даже не жуя. Снарядили экспедицию, деревенские жители выследили, поймали Грена и заживо сожгли в раскаленной добела печи. Но кое-кто утверждает, будто спустя двадцать лет Людоеда видали на свадьбе его дочери. Легенды любят таинственность.

— Выходит, когда через столетие вновь были похищены трое детей, Жан Грен воплотился в Фортена и возродил легенду?

— Что-то вроде того.

— А Атлантида?

— Ты имеешь в виду старую деревню, затопленный Авалон? Это далеко не единственный случай и тем более не новая легенда. Для строительства гидроэлектростанций нужно преграждать реки плотинами, направлять силу воды, чтобы превращать в электроэнергию. А поскольку люди веками селятся на берегах, чтобы кормиться у водоемов, некоторые деревни попросту оказываются там, где будут затоплены. Эссертукс, Антиб, Сарран, Ле-Саль-сюр-Вердон, Драмон, Герледан, Сент-Мари-дю-Кессон… и это далеко не все.

Дом Ромена стоял на возвышенности, в конце извилистой дороги — как точка вопросительного знака. Перед глазами Ноэми и Ромена под защитой холмов простирались пять из шести коммун, за которые они были в ответе. Пять ярко светящихся в темноте островков человеческого жилья.

— Видишь, как здесь все спокойно? — спросил Валант. — Если когда-нибудь мы разберемся с этим делом, нам останется только поудобнее устроиться, чтобы наблюдать, как будет подниматься температура, пока не начнется пожар.

— Мы не отвечаем за побочные эффекты расследования.

— В больших городах, возможно, и так, потому что там у полиции нет лица. А вот в деревне — не уверен.

Ноэми бегло просмотрела дела, и теперь имена жертв непрестанно приходили ей на ум.

— Алекс Дорен, Сирил Кастеран и Эльза Сольнье. — Она неожиданно произнесла их вслух. — Ты знал этих детей?

— На шесть коммун было две школы. Значит, половина здешних тридцатилетних с ними общались. Но без фотографий из дела я бы не смог их вспомнить.

— Эльза Сольнье, случайно, не дочка той старой альпинистки, которую мы снимали с какой-то там горки?

— С Вольфовой горки, да. Но я не уверен, что дочка, скорее, Сольнье ее удочерили. Надо будет свериться с делом.

Появилась Амината с запыленной бутылкой без этикетки:

— Ну что, переходим к серьезным вещам?

Она тоже взглянула на освещенные деревни и, не спуская с них глаз, обратилась к Ноэми:

— Ромен сказал тебе, что мы собственники?

— Нет, мы об этом не говорили.

— Дом записан на нас двоих, — с гордостью продолжала Амината. — У меня есть свой кусочек Франции. Я не иностранка, с этим покончено.

И до краев наполнила три стакана напитком из безымянной бутылки.

28

Наутро по пути в комиссариат Ноэми получила эсэмэс от Ромена и попросила телефон прочесть текст вслух. Потрескивающий металлом голосовой помощник позволил ей не отрывать взгляда от дороги: «Войди через заднюю служебную дверь, потом объясню».

Она незаметно припарковалась, прошла через подвал по коридору отделения временного содержания, поднялась на первый этаж, успешно миновала кабинет майора Роза, через приоткрытую дверь заметив его стоящим перед Милком, который сидел, опустив глаза, словно провинившийся, а затем повстречалась с Буске и Валантом, поджидавшими ее на лестничной площадке возле широкого окна.

— Что-то случилось?

— Пока нет. Но все к этому идет.