— Огнестрельное ранение, — заявил он, словно только что нащупал кончиком языка нужное слово.

— Вы о ребенке или обо мне?

— Вы ведь и есть тот самый офицер из Парижа, верно? И уже в деле? Подумать только, а у меня ассистентка засела на больничный из-за банального насморка!

— Я бы поступила точно так же. Сопли страшно мешают.

26

Обнаружение трупа ребенка вызвало настоящее потрясение в регионе, и когда они прибыли в комиссариат, Пьер Валант уже беседовал там с майором Розом.

— Вот черт, мэр… — присвистнул Ромен на парковке.

— У него в коммуне происходят неожиданности, неудивительно, что ваш отец приехал справиться.

— Угу. Оставляю его вам. А себе чуть-чуть.

Ноэми присоединилась к начальству, не успев даже поздороваться. Не дав ей отдышаться, мэр засыпал ее вопросами:

— Известно, кто этот ребенок?

— Нет еще.

— Это убийство?

— Вероятно.

— В разгар переговоров с китайцами об инвестициях в «Mecanic Vallée» это катастрофа.

— Вы правы. Я отругаю семью, как только мы их идентифицируем.

— Приберегите свой сарказм для тех, кого это касается. Вам неведомо, какие усилия я вкладываю в Авалон. Вы же знаете этих китайцев, они такие суеверные. Недобрый знак — и вот уже сворачиваются, как ежи. Но этого следовало ожидать, о чем я говорил в муниципальном совете! Принимаем у себя всех без разбору, поэтому нечто подобное должно было случиться. С начала года у нас интегрировалось двадцать шесть сирийских семей, и когда я говорю «интегрировалось», я понимаю, что это значит. Наверняка это их дикие нравы. Вы намерены вести расследование в данном направлении?

— Не думаю, нет, — смягчилась Ноэми, вспомнив сцену из черно-белого фильма Джеймса Уэйла «Франкенштейн»[24], когда разъяренные сельчане преследуют творение ученого. — Мне бы хотелось прежде всего узнать, когда он умер, кто он, а уж потом приступать к карательным операциям. Но обещаю, что при малейшем подозрении я приберегу для вас вилы и факел.

Никто никогда не разговаривал с мэром подобным тоном, и Ромен наслаждался, наблюдая за отцом, остолбеневшим на пороге комиссариата с разинутым ртом, словно заурядный гражданин, которого обуяло чрезмерное любопытство. Принеся извинения Пьеру Валанту, майор Роз бросился за Ноэми и обнаружил всю бригаду на рабочем совещании в кабинете следователей. Тут он сделал попытку немного остудить пыл присутствующих:

— Ладно, я не скажу, что он целиком прав относительно сирийцев. Зато Сен-Шарль уже пишет передовицу об этом деле, и беспокойство мэра очень скоро затронет и деревни. Убийство ребенка — такого в наших краях еще не бывало.

Ноэми достаточно было склониться к Милку, чтобы он восполнил лакуны в ее знаниях.

— Сен-Шарль, его зовут Юго. Это журналист газеты наших шести коммун «Ла Депеш», — шепотом сообщил он. — И мне неловко возражать вам, майор, — добавил он, — но у нас было убийство ребенка, в двухтысячном году, во Флавене. Один тип из ревности убил семью своей бывшей. Там был ребеночек пяти недель от роду. Так он его живьем сжег.

— Об этом я и говорю, — ответил Роз. — Девятнадцать лет назад и в сорока километрах от нас. Нет, в этом нет смысла!

Буске выложил на стол тощую папку и подпихнул ее поближе к Шастен.

— Как было приказано, мы вернулись на пять лет назад. Два упоминания об исчезновении детей. Одна случайная смерть в амбаре, другой ребенок спустя неделю был найден целым и невредимым. Побег.

— А я говорю, что это призраки старой деревни, — уперся Милк.

— Ну вот, ты снова хочешь выставить нас идиотами, — отчитал его Буске.

— А что такого? У них же в Париже есть призрак Оперы.

— Да, но призраки — это те, что летают, накрывшись с головой простынями, и кричат: «Бу», а не болтаются по волнам в пластмассовых бочках.

Из их перепалки Ноэми запомнила лишь один четкий пункт:

— А что вы называете старой деревней?