Незваный, но желанный - Татьяна Коростышевская (2021)

В ресторации отеля «Империал» нас ожидал самый настоящий банкет, там, кажется, собрался весь уездный город Крыжовень. И было очень весело. Я танцевала, вкусно ела, пила без разбора разнокрепкие напитки, целовалась в щеки со знакомыми, прощалась, благодарила, принимала комплименты, отказывалась многократно от смарагдового гарнитура, подносимого фартовым Яшкой, который велел Асом себя более не величать, обещала не забывать, писать, маменьке приветы от Соломона передать, помнить и, наконец, растворилась полностью в вихре хорошей праздничной радости.

— Гелюшка, — шептал Семен под перестук колес уносящего нас в Мокошь-град поезда, — душа моя, любовь моя.

— На коленях прощения просить будешь… архивы подшивать… кукарекать…

— Люблю…

— И я…

ЭПИЛОГ ВТОРОЙ,

в коем представители сильного пола ни в коем случае не сплетничают и не интересуются заметками в бульварных газетенках

Весна в столицу пришла окончательно, украсила шляпки барышень искусственными пока цветами, сдернула с Мокоши ледяное покрывало, растопила сугробы и наледь с крыш, наполнила улицы перестуком срывающихся сосулек.

— Хорошо! — распахнул Иван Иванович окно кабинета и полной грудью вдохнул свежий воздух.

— Попович куда убежала? — Эльдар Давидович шуршал газетой, прихлебывая чай из личной кружки.

— Ей кто-то из осведомителей вбросил, что-де в кафешантане на Мясоедской видали господинчика с артефактом навьим мудреным. Вот Геля и отправилась выяснять, не Зябликов ли это ее знакомый.

— Непременно ирод появится, характера своего злодейского не обуздав, — передразнил Мамаев пискляво, но нисколько не похоже. — Ею вся пресса столичная полна, Евангелиной Романовной нашей. «Надворный советник П., то есть, разумеется, советница развлекла столичную публику арестованием. Многочисленные свидетели, находившиеся в момент ареста на городском вокзале, в кошмарах вспоминать будут рыжеволосую фурию, с револьвером наперевес преследующую вдоль перрона двух провинциального вида дам. Особенно им запомнится мгновение, когда одна из беглянок бросила в толпу набитое соломою чучело болонки мальтезе, отчего в публике последовали обмороки экзальтированных барышень, числом три, а также господина Ж., начальника пароходного департамента».

— «Чижик-пыжик»? — заглянул через плечо Зорин. — Бульварная газетенка.

— И чародейский приказ ей беспрерывно новости поставляет. «Самый завидный мокошьградский холостяк, некий господин К., был снят городовыми с конной статуи Берендия Четвертого и, даже находясь в руках служивых, продолжал кукарекать. Кстати, верные наши источники сообщают, что господин К. появляется в обществе с некоей барышней П. вовсе не по служебной необходимости». — Эльдар смял «Чижика-пыжика», забросил бумажный ком в корзину.

— Ну пишут и пишут.

— Геля кольцо обручальное кует. Нет, в газетах о том ни слова, сам узнал. Обручальное, из драконьей чешуи, как у гнумов принято.

— Значит, поженятся. — Иван Иванович пожал пудовыми плечами. — И хорошо, и ладно. Семка повеселел, не хандрит совсем. Не думал даже, что он такую вину перед Митькой чувствовал.

— Я знал. Вы напились как-то давно, Семен в откровения пустился. Ты не помнишь, после знатной драки заседали, тебя сморило, на столе уснул. — Эльдар поморщился. — Ерунда же, форменная ерунда, а ему душу выедало. Денщик еще этот постарался, спасителем себя изобразил.

— Ну да, Крестовского с одной стороны вина за воображаемое воровство у друга силы чародейской придавила, с другой — благодарность. Степка тот еще жук был, вечно ко мне подкатывался с просьбами.

— Ого!

— Ну. И главное, лебезит: «Вашбродь, войдите в положение, как мужик к мужику, эти-то — дворяне, белая кость, голубая кровь, а вы наш, простой, правильный, отлейте силушки, сколько не жалко».

— А ты?