И утром вновь встают в одно мгновенье

145 Под блеском солнца, полны красоты,

Так точно я от страха вдруг очнулся,

Воскликнув: «Будь благословенна ты,

148 В чьем состраданье я не обманулся,

Ты, бодрость заронившая мне в грудь,

Когда мой стан от ужаса согнулся…

151 И ты, поэт, благословенным будь,

Исполнив повеленье Девы Рая.

С тобой готов начать я смело путь,

154 Желаньем трудных подвигов сгорая.

С тобой мне не страшна пучина зол…

Веди ж меня, путей не разбирая…»

157 Так я сказал и за певцом пошел.

Песня третья

Данте, следуя за Вергилием, достигает дверей Ада, куда оба входят, прочитавши у входа страшные слова. Вергилий, указывая поэту на мучения, которые заслужили трусы, ведет его далее. Они приходят к реке, называемой Ахерон, у которой находят Харона, перевозящего души на другой берег. Когда Данте переехал чрез Ахерон, то он заснул на берегу этой реки.

1 «За мной – мир слез, страданий и мучений,

За мною – скорбь без грани, без конца,

За мной – мир падших душ и привидений.

4 Я – правосудье высшего Творца,

Могущества и мудрости созданье,

Творение Небесного Отца,

7 Воздвигнутое раньше мирозданья.

Передо мной – прошел столетий след,

Удел мой – вечность, вечность наказанья,

10 За мной ни для кого надежды нет!»

Над входом в Тартар надпись та чернела.

Я страшные слова прочел. «Поэт,

13 Смысл этих слов, – воскликнул я несмело, —

Наводит страх!» Вергилий угадал,

Что сердце у меня оледенело.

16 «Здесь места страху нет, – он отвечал. —

Мы подошли к обители печали

Тех падших душ, – Вергилий продолжал, —

19 Что на земле безумцами блуждали»{9}.

И мне с улыбкой руку сжал певец;

Я стал бодрей, и вот мы увидали

22 Обитель вечной тайны, наконец,

Где в безрассветном мраке раздавались

Вопль и стенанья из конца в конец;

25 Повсюду стоны, где мы ни являлись,

И я заплакал, выдержать не мог…

Мы ближе, – вопли грешников сливались

28 В смесь разных языков, в один поток.

Хулы, проклятья, бешенства визжанье,

Ужасные движенья рук и ног, —

31 Все в гул сливалось в общем завыванье.

Так ураган крутит степей пески.

Ревет и губит все, без состраданья.

34 В неведенье, исполненный тоски,

Воскликнул я невольно: «О, учитель!

Уже ль грехи теней так велики,

37 Теней, попавших в страшную обитель?

И кто они?» «Ничтожество – они

В толпе людей, – сказал путеводитель. —

40 При жизни на земле в иные дни

Жалчайшими их тварями считали.

Им на земле, – кругом себя взгляни, —

43 Хулы иль похвалы не воздавали;

Теперь – они вступили в сонм духов,

Которые Творцу не изменяли,

46 Но грех давил их тяжестью оков

И не было в них веры в Провиденье.

Великий Бог их свергнул с облаков,

49 Чтоб Небеса не знали оскверненья,

И даже Ад впустить их не хотел:

В Аду гнушалось даже преступленье

52 Ничтожеством и мерзостью их дел».

«Какие же назначены им муки?

Какой у них, наставник мой, удел?

55 Пронзительны их страшных воплей звуки…»

И отвечал Вергилий: «Лишены

Они надежды; скованы их руки.

58 В их настоящем скорби так сильны,

Что худшей доле, большему мученью

Они всегда завидовать должны.