«С первой же нашей встречи… ни о чем, кроме твоего тела, твоих губ, твоих глаз, которые будут смотреть на меня, если… В каждой сказанной мною фразе, на каждом, таком невинном в твоих глазах, совещании, при всей важности обсуждавшихся нами вопросов… Ты ведь доверяла мне, правда? Признать твой дар? Видеть в тебе равного… думать о тебе как о мужчине?.. Неужели, по-твоему, я не представляю, что предал в своей жизни? Ты – единственное яркое событие в ней, единственный человек, которого я уважаю, лучший среди известных мне бизнесменов, мой союзник, мой партнер в отчаянной битве… Низменнейшее среди желаний – вот мой ответ на то высшее, что я встретил в жизни… Знаешь ли ты, что я собой представляю? Я думал об этом, потому что мое желание немыслимо. Эта унизительная потребность, которая не должна коснуться тебя… но я никого не хотел, кроме тебя… я не знал, что это такое, пока не увидел тебя. Я думал: только не я, меня этим не сломить… и с тех пор… уже два года… ни мгновения передышки… Знаешь ли ты, что это такое – хотеть? Не угодно ли тебе послушать, что я думал, глядя на тебя… лежа ночью без сна… узнавая твой голос в телефонной трубке, а потом, на работе, не умея прогнать его прочь?.. Низвести тебя до того, чего ты не можешь принять, и знать, что это я виноват в этом. Низвести тебя до плоти, дать тебе животное наслаждение, видеть, как ты нуждаешься в нем, видеть, как ты просишь его у меня, видеть удивительный дух скованным непристойной потребностью. Видеть тебя такой, какая ты есть, чистой, гордой, сильной, противостоящей миру, а потом видеть тебя в своей постели, покорной любой моей позорной прихоти, любому действию, которое я могу совершить, единственно для того, чтобы полюбоваться твоим бесчестьем, и которому ты покоришься ради невыразимого удовольствия… Я хочу тебя – и проклинаю себя за это!..»

Дагни читала бумаги, откинувшись в полумраке – отблески пламени раскаленного металла ложились на ее волосы, перебегали на плечо, вниз по руке, к оголенной коже запястья.

«…Знаешь ли ты, о чем я думаю прямо сейчас?..

Твой серый костюм, расстегнутый воротничок… ты такая молодая, строгая, такая уверенная в себе… А если бы я сейчас обнял тебя, бросился на пол в этом официальном костюме, если бы задрал твою юбку…»

Дагни посмотрела на него. Риарден сидел, уткнувшись носом в разложенные на столе документы.

После небольшой паузы он произнес:

– Подлинная стоимость моста оказалась ниже нашей предварительной оценки. Учтите, что прочность сооружения позволяет по прошествии нескольких лет добавить вторую колею, которая, по моему мнению, очень скоро понадобится этому району страны. Если распределить стоимость на период в…

Риарден говорил, и в свете лампы Дагни разглядывала его лицо, вырисовывавшееся на фоне царившего в кабинете мрака. Лампа была закрыта от ее взгляда, и ей казалось, что это его лицо освещает лежавшие на столе бумаги. «Его лицо, – думала она, – и эта холодная, полная света ясность голоса, ума, стремление к единственной цели. Лицо его подобно словам – единая тема, словно упорный взгляд глаз, пронизывает, проходит по впалым щекам, до чуть презрительных, обращенных вверх уголков рта, линией беспощадного аскетизма».

* * *