Святая Русь [Энциклопедический словарь русской цивилизации] - Платонов Олег Анатольевич (2000)

В статье "О лиризме наших поэтов" Гоголь, говоря о некоторых стихотворениях Ломоносова, Державина, Пушкина, Языкова, писал: "Наши поэты видели всякий высокий предмет в его законном соприкосновении с верховным источником лиризма - Богом, одни сознательно, другие бессознательно". "Я есмь - конечно, есть и Ты!" - воскликнет он в своей знаменитой оде "Бог". Глубоким религиозным чувством одушевлена эта ода, где поэтические образы определение свойств Творца - не посягают на христианскую догматику. Бог, земная судьба человека и вечность, смысл бытия - об этих тайнах много размышляет поэт. "Жив Бог - жива душа моя!" - уверяет он в стихотворении "Бессмертие души". Не может умереть дух - сущий, непостижимый, живущий внутри и вне человека. В стихотворении "На безбожников" он видит в вольнодумцах духовных слепцов, не признающих всевышнего промысла, полагающих, что в мире правит слепой случай.

Собственные порывы его мысли о тщете земной прерываются светлой нотой веры:

"Все суета сует! - я, воздыхая, мню:

Но бросив взор на блеск светила полудневна,

О, коль прекрасен мир! Что ж дух мой бременю?

Творцом содержится вселенна.

...Он видит глубину всю сердца моего,

И строится моя Им доля".

Это из стихотворения "Евгению. Жизнь званская", обращенного к митр. Евгению Болховитинову, другу Державина, археологу и историку русской литературы. В заключительной строке поэт говорит о своем доме в Званке на берегу Волхова: "Здесь Бога жил певец, Фелицы".

Смерть и бессмертие. Как все крупное, колоссальное в исторических личностях XVIII в., в их деяниях вызывает мощные, победительные звуки державинской лиры, так по контрасту с ними, с несокрушимостью, кажется, светского блеска и земной славы, воплем ужаса и недоумения отзывается реальность смерти.

Где стол был яств, там гроб стоит;

Где пиршеств раздавались лики,

Надгробные там воют клики,

И бледна смерть на всех глядит.

("На смерть князя Мещерского")

Смерть никого не щадит: и царей ожидает такая же участь, как и их рабов. Горестью и отчаянием пронизано стихотворение "На смерть Катерины Яковлевны", жены Державина.

Роют псы землю, вкруг завывают,

Воет и ветер, воет и дом;

Мою милую не пробуждают;

Сердце мое сокрушает гром!

...Все опустело! Как жизнь мне снести?..

Невольно приходит на память описание в повести Андрея Платонова "Сокровенный человек", как машинист Пухов, похоронивший жену, с опустелой душой встречает утро в опустевшем для него доме и мире: "...вьюга жутко развертывалась над самой головой Пухова, в печной трубе, и оттого хотелось бы иметь рядом с собой что-нибудь такое, не говоря про жену, но хотя бы живность какую... Нечаянно он крикнул, по старому сознанию: - Глаша! - жену позвал; но деревянный домик претерпевал удары снежного воздуха и весь пищал. Две комнаты стояли совсем порожними, и никто не внял словам Фомы Егорыча".

Через столетие с лишним порываются друг к другу стенания живых человеческих душ, несмотря на "классицизмы" и "соцреализмы".

В оде "Тление и нетление", посвященной памяти М.И. Кутузова, Державин предается раздумью о смерти и бессмертии. Нетленье, бессмертие Кутузова поэт видит в его деяниях как сына Отечества, как его спасителя.

Современник Державина А.Т. Болотов в своих записках от 1796 писал о нем: "Славный наш поэт, Гаврила Романович Державин - не русский, а татарский дворянин с низу и потому называется мурзой" (Державин был потомком татарского рода Багрима.) И о себе, касаясь истории своих предков, Болотов сказал: "Скажу вам, любезный приятель, что я природы татарской!., сие ничто иное значит, как то, что первые наши предки были татары и выехали в Россию из Золотой Орды".