– Конечно, – отвечаю я, отвечая на звонок.

– Ну что, Техас! Теперь ты счастливая владелица собственной фирмы?

– Эвелин! Погоди секундочку. – Я машу Монике на прощание, беру цветы и выхожу на улицу. – Ты можешь это представить? Я чувствую себя такой… взрослой!

– Горжусь тобой, – отвечает подруга. – И поверь, говорю это совершенно искренне.

– Спасибо! – Мне очень приятно слышать ее слова. В Эвелин Додж я влюбилась с первого взгляда. Она классная, не любит чепухи и говорит то, что думает. Я решила, что когда стану зрелой женщиной, то буду как она.

– Ну давай, рассказывай, что за место.

Я подробно все описываю, затем говорю, что Жизель собирается зайти ко мне и помочь с дизайном.

– Я, пожалуй, должна перед тобой извиниться, – замечает Эвелин. – Знаю, тебе не хочется ее видеть, но она, похоже, всерьез настроена помириться.

– Нет-нет, все в порядке, – заверяю я. – Я приструнила свою подозрительность. Думаю, она правда сожалеет о случившемся.

Честно говоря, я невольно задаюсь вопросом, не проболталась ли Жизель насчет картины кому-то еще, кто, в свою очередь, рассказал об этом репортеру, но Эвелин я о своих догадках не сообщаю.

– Так когда мне можно приехать посмотреть? – спрашивает она. – Ты ведь сейчас там, да?

– Возвращаюсь из «Старбакс».

– Отлично. Дай мне адрес, я тут рядом, скоро приеду.

Не проходит и двадцати минут, как Эвелин врывается в мой офис – после предварительного звонка бдительного секретаря.

– Неплохо, – констатирует она, оглядывая помещение. – Очень даже неплохо.

– А знаешь, я ведь вижу тебя насквозь, – замечаю я. – Ни за что не поверю, что ты была неподалеку. Что тебе делать в Шерман-Окс? Прости, но я на это не куплюсь.

– Подловила! – ухмыляется Эвелин. – На самом деле, у меня была встреча с одним знакомым режиссером, который целый день снимает для «Юниверсал». Но я бы так и так к тебе заскочила. Нужно кое-что обсудить, и я никому не позволю опередить меня и стать твоим первым клиентом.

– О! Тогда давай поговорим.

В конце концов мы отправляемся в кафе, где болтаем и едим – а Эвелин еще и пьет – до самого вечера.

– Я сегодня разговаривала с Чарльзом Мейнардом, – говорит она, отламывая ложечкой кусочек чизкейка, заказанного на десерт. – Так и не смогла вытянуть из него, почему он до сих пор в Мюнхене. Но он упомянул, что София опять пропала. – Эвелин в отчаянии качает головой. – Клянусь, для меня остается загадкой, как Дэмиен до сих пор не потерял терпение.

– Она всегда была такой?

– Ага. Мозги-то у нее на месте. Вообще, она во многом тебя напоминает. Вот только стержня нет, с проблемами справляться совершенно не умеет. Ей легче убежать, чем бороться.

Я медленно качаю головой. Стержень? Бороться? Да за кого Эвелин меня принимает?

– Вот только не надо сейчас отнекиваться. – Эвелин пронзает меня уверенным взглядом.

Я скептически хмыкаю, а она продолжает:

– Ты по натуре боец, и мы обе это знаем. И это круто, что ты боец. Потому что с нашим мальчиком никто и недели бы не протянул.

При этих словах я не могу сдержать улыбку. Ведь если подумать, она права. Да, у меня были трудности, но ведь я с ними боролась – и почти всегда побеждала.

– Я знаю, как все будет, когда София наконец объявится. Дэмиен тут же вылетит в Лондон, чтобы убедиться, что с ней все в порядке, и определит ее в очередную лечебницу. А пресса начнет писать, что Дэмиен хочет избавиться от Софии, чтобы освободить место для тебя. Или наоборот.

– Избавиться? Так ведь они не встречаются. Дэмиен сказал, что в последний раз это было еще в юности.

– Разве журналюг когда-нибудь волновала правда? Всякий раз, как их видели вместе, лондонские газеты чуть ли не женили их. А теперь, когда появилась ты, будет еще интереснее.

– Да уж, интереснее некуда, – сухо отмечаю я.