Мир, который сгинул - Роберт Хайнлайн (1951)

– Это не свиньи, – заявляет человек, – а церберы, стерегущие врата Ада Парящего Говна. Мало того что меня оторвали от сладострастных утех в известном заведении, где у дамочек была одна цель в жизни: превратить мои последние годы в долгие веселые проводы увядающей потенции, так я еще искупался в свинячьем дерьме. Давай не будем почем зря восхищаться прохладным вечерним бризом, мистер Айк Термит из Артели мимов Матахакси, а сразу, без промедлений и лишней волокиты, перейдем к делу, не то я начну грубить. Итак, где пентюх, поднявший столько шуму?

Я проталкиваюсь через толпу и заключаю его в объятия. Грудь под фланелевой рубашкой кажется железной пластиной, покрытой сырым мясом. Ронни Чжан хорошо сохранился и все же постарел. Вода и время точат даже камень.

– Пентюх, – говорит он, – ты мне мозоли отдавил.

Взяв пример с речи Эллин Фаст «Давайте дружно совершим злодейство», я сочинил собственную. Задумывалась она короткой, но по мере выступления я понял, сколько важного должен сказать, и Элизабет принесла из бара какой-то забористый напиток, чтобы я промочил горло.

Я рассказываю им, кто я такой и откуда взялся, про Маркуса Максимуса Любича и чужбину, про Гонзовы игры и его боль. Про то, как в меня стреляли. Рассказывая о твердом асфальте, я не смотрю на Ли. Вот кто я такой, и больше мне добавить нечего.

Затем я вспоминаю то, что им уже известно, – Сгинь-Войну, Овеществление, и как Захир-бей приютил у себя горстку отчаявшихся людей, накормил их и что без него мы бы все умерли или утонули в море Дряни. За нами должок.

Не в силах больше держать это в себе, я выкладываю им последнюю страшную тайну Гумберта Пистла. Вот она.

Жил-был мальчик по имени Бобби Шэнк, близорукий, с чистыми помыслами и пустым счетом в банке. Он решил, что служба в вооруженных силах – не самое плохое, что может с ним случиться. Стрелял он так себе, зато у него была крепкая спина, доброе сердце и слишком мало мозгов, чтобы чего-то бояться. В Аддэ-Катире он рыл окопы и таскал мешки, покуда Райли Тенч не включил его временно в состав медицинской части. Однажды он случайно попал в город, который неизвестно зачем бомбили свои; взорвалось огромное стекло, и осколки полетели во все стороны, будто переливчатые насекомые с крыльями-скальпелями.

Один из них угодил Бобби Шэнку в голову. Сила взрывной волны, пройдя по всей длине осколка, превратила его в копье. Он проник в череп и добрался до мозга, где раскололся на несколько частей, каждая из которых провела отдельную и очень неблагоприятную хирургическую операцию. Так, первый кусок отклонился вверх и частично лишил Бобби Шэнка высших психических функций. В реальном времени он больше не видел. Бобби мог потрогать что-нибудь и вспомнить, как это выглядит, но поиграть в футбол ему уже не светило. Он больше не чувствовал запахов, хотя помнил, что чуял минуту назад – в основном кровь, причем свою собственную. Бобби попытался закричать, однако не смог и этого, поскольку второй осколок ушел налево и вверх, где размозжил зону Брока, отвечающую за речь. Изо рта Бобби посыпались нечленораздельные звуки. Третий осколок сделал самое жестокое и самое милосердное дело, смотря с каким цинизмом воспринимать божественную милость. Он вошел в ствол головного мозга и начисто лишил Бобби Шэнка сознания, постепенно проникая все глубже и ведя к неминуемой смерти. Бобби был носильщиком. Тобмори Трент мог признать его умершим на месте происшествия, но не признал, потому что носильщиков в беде не бросают.