Князь Пустоты. Книга третья. Тысячекратная Мысль - Р. Скотт Бэккер (2006)

Потом она наблюдала за полуденным покаянием вместе с тремя наскенти. Обычно этот обряд применялся для отпущения грехов ортодоксов, выступавших против Воина-Пророка. Но вопреки ожиданиям, многие Люди Бивня стали возвращаться, некоторые по два и три раза, на другой день или через день. Даже заудуньяни – включая тех, кто прошел первое таинство Погружения, – приходили и заявляли о том, что поддались сомнениям, злобе или чему-то еще во время осады. В результате собиралось так много людей, что наскенти стали проводить ритуал покаяния за пределами дворца Фама.

Кающиеся подходили к судьям, раздевались до пояса и строились длинными неровными рядами, потом опускались на колени. Их спины блестели в лучах садящегося солнца. И пока наскенти читали молитвы, судьи методично шли между кающимися, ударяя каждого три раза ветвью Умиаки. С каждым ударом они восклицали:

– За раны, которые исцеляют!

– За отнятое, которое будет отдано!

– За проклятие, которое спасет!

Эсменет ломала руки, глядя на то, как поднимаются и опускаются черные ветви. Она страдала от вида крови, хотя по большей части люди получали лишь ссадины. Их спины с худыми торчащими ребрами и позвонками казались такими хрупкими. Но как они смотрели на нее! Как на рубеж, отмечающий расстояние, неодолимое без этих ударов. Это больше всего тревожило Эсменет. Когда судьи наносили удар, некоторые кающиеся выгибались, и на их лицах появлялось выражение, которое хорошо знали шлюхи, но ни одна женщина не могла понять до конца.

Отводя взгляд, Эсменет мельком заметила Пройаса в самых задних рядах. Почему-то он казался ей более обнаженным, чем остальные. Охваченная застарелой враждой, она гневно посмотрела на него, и он не выдержал ее взгляда. Когда судьи прошли мимо него, он спрятал лицо в ладонях, содрогаясь от рыданий. К своему ужасу, Эсменет поймала себя на мысли: интересно, о ком он сокрушается – о Келлхусе или об Ахкеймионе?

Она не присутствовала на вечерней церемонии Погружения, решив в одиночестве поужинать у себя. Ей сказали, что Келлхус очень занят нынешним походом Священного воинства на Ксераш, поэтому она ужинала, обмениваясь шутками с рабынями, и заняла сторону Фанашилы в споре, как она поняла, о цветных поясах. Для разнообразия подразним Иэль, подумала Эсменет.

Потом она заглянула в детскую проведать Моэнгхуса и направилась в свою личную библиотеку…

Где недавно обосновался Ахкеймион.

Архитектура дворца Фама была невероятно пышной и экстравагантной. Каждый его угол, отделанный лучшим мрамором, выдавал склонность кианцев к красоте и элегантности. Все было роскошно – от бронзовых вычурных решеток на окнах до вставок перламутра, подчеркивающих островерхие арки. Дворцовый комплекс представлял собой радиальную сеть двориков, пристроек и галерей, становящихся все выше по мере того, как строение взбиралось на холм. Келлхус с супругой занимали ряд комнат на самой вершине – высшей точке Карасканда, как любила повторять себе Эсменет, – откуда открывался вид на яблоневый сад с зубцами древних камней. Это, говорил Келлхус, делает их уязвимыми для необычных способов нападения. Колдовству не мешают ни высота, ни стены. Именно поэтому Ахкеймиону приходится жить так болезненно близко.

Достаточно близко, чтобы ветер доносил до него ее плач.

«Акка…»

Она остановилась перед обшитой деревянными панелями дверью, вдруг осознав, как далеко ушла, чтобы отогнать мысли о нем. Он не был настоящим, когда впервые пришел к ней той ночью. Нет. Он стал настоящим, когда она мельком заметила его в яблоневом саду. Но он казался опасным. Словно одним своим видом способен уничтожить все, что случилось с тех пор, как Священное воинство выступило из Шайгека.

Как может один взгляд на былое стереть прошедшие годы?

«Что я делаю?»