Отсутствие короля может значить многое. Его непостоянство известно, и даже если лорд-хранитель Малой печати повелевает Англией, он не властен над симпатиями короля. Кому, как не Ризли, это понимать – ведь он был одним из приближенных Кромвеля[16], однако сумел вовремя откреститься от этой связи, когда повеяло новым ветром. Верность не относится к числу его достоинств.

По завершении церемонии все следуют за леди Марией, которая, едва держась на ногах, цепляется за руку Сюзанны Кларенсье. Придворные в длинной галерее расступаются, пропуская дам. Заметив в толпе Сеймура, две юные фрейлины глупо хихикают, а он улыбается и с картинным почтением машет перед ними своим нелепым страусиным пером. Екатерина отводит глаза и делает вид, что ее захватила речь пожилой леди Баттс о невоспитанности нынешней молодежи, безвкусии современной моды и пренебрежении сумптуарными законами – не то что в былые времена, когда люди умели проявить уважение к старшим. Сквозь гомон доносится голос Сеймура – он окликает Екатерину по имени и говорит какие-то комплименты ее украшениям, наверняка неискренние. Она бросает в его сторону мимолетный взгляд, слегка наклоняет голову и вновь отворачивается к ворчащей леди Баттс.

Сюзанна провожает обессилевшую Марию в спальню. Фрейлины помоложе снимают изукрашенные арселе и ослабляют шнуровку на платьях, не переставая болтать и хихикать. Постепенно дамы сбиваются в группки – одни читают, другие занимаются рукоделием. Приносят вино со специями. Екатерина уже хочет уходить, как вдруг из галереи доносятся топот ног, бой барабанов, звуки лютни и пение. Фрейлины поспешно надевают сброшенные арселе, убирают выбившиеся прядки, пощипывают щеки и покусывают губы, чтобы придать им яркости.

Двери открываются, и в покои под ободрительные крики и аплодисменты вступает группа менестрелей в масках. Они пляшут изощренный рил в фигурах по восемь, и дамы расступаются, чтобы дать им место. Екатерина встает на скамеечку и подтягивает за собой Маргариту, чтобы лучше рассмотреть происходящее. Воздух заряжен легким безумием, словно перед грозой. Анна хватает за руку одну из фрейлин.

– Приведите Сюзанну. Скажите, что леди Мария должна выйти к посетителям.

И тут Екатерина с изумлением понимает, что в кругу менестрелей тяжело пританцовывает сам король – огромная хромоногая фигура в нелепом одеянии: один чулок черный, другой белый. Вспоминается, что много лет назад он уже так делал: нарядился в маскарадный костюм и мнил себя неузнаваемым, а весь двор натужно изображал восхищение незнакомцем. Тогда он точно так же ворвался в покои в окружении самых красивых придворных, среди которых выделялся ростом, статью, живостью, и произвел на совсем юную Екатерину поистине неизгладимое впечатление.

Однако теперь король едва стоит на ногах без поддержки, дублет менестреля на нем трещит по швам, и в окружении статных пажей это нелепое представление выглядит отчаянной попыткой забыть о возрасте.

Маргарита смотрит на странное зрелище во все глаза.

– Это король, – шепчет Екатерина. – Когда он снимет маску, притворись, что удивлена.

– Но почему? – недоуменно спрашивает падчерица.

Екатерина пожимает плечами. Что тут скажешь? Весь двор должен поддерживать иллюзию молодости и популярности короля, который на самом деле внушает только ужас.

– Таков двор, Мег. Происходящее здесь порой не поддается объяснению.

Кавалеры тем временем образуют круг, в центре которого, жеманясь, пританцовывает юная Анна Бассет. Ее мать, леди Лайл, жадно смотрит, как шестнадцатилетнюю девочку кружат в танце под похотливым взором короля.

– Боюсь, история повторяется, – шепчет сестра на ухо Екатерине. Фраза не нуждается в пояснениях: о Екатерине Говард сейчас думают все присутствующие, кроме, пожалуй, леди Лайл, в которой честолюбие заглушает голос разума.