Я сделала так, как она хотела. Выйдя из дома, я направилась к нашей священной фиге. Чувство вины и горечь волнами накатывали на меня. Отца убил британский солдат, возможно сын одного из тех, кто воевал с ним бок о бок в Бирме. Я представила, какое отчаяние охватило Авани, когда она узнала о его смерти. Я думала о том, что чувствовала несчастная женщина, когда бросилась в погребальный костер моего отца и пламя стало пожирать ее тело. Теперь единственное, что мне оставалось, – ярость.

Я вернулась в дом. Арджун заметил, в каком я состоянии. Он и еще несколько стражей сидели на кухне.

– Может, выйдем наружу? – предложил капитан.

– Я только оттуда.

– Тогда пойдем в мастерскую твоего отца.

Я не хотела, но послушно последовала за Арджуном. Запах тикового дерева заставил меня тотчас же расплакаться. Арджун обнял меня и захлопнул дверь. Мы вместе уселись на джутовые циновки. Он обнимал меня, а я плакала. Когда я выплакала все до последней слезинки, он нежно вытер рукой слезы.

– Что они сделали с моей семьей…

– Все закончилось, Сита, – сказал он. – Стены покрылись трещинами, а ты вместо того, чтобы пытаться их отремонтировать, спрашиваешь, почему так случилось. Твоя сестра – в соседней комнате. Она – то, что осталось. Это не так уж мало. Она беременна…

– Британцем.

– Ребенком, – поправил меня Арджун, – невинным ребенком. Это наше будущее.

Я не стану притворяться, что его слова изменили мое отношение к британцам, но они в определенной степени послужили душевному успокоению, которое я испытывала на протяжении последующих нескольких недель. Слова Арджуна прояснили мое сознание и помогли понять, что мне следует делать. Мы не могли воссоединиться с рани. Мы должны были «исцелить» мою сестру, поэтому остались в Барва-Сагаре. Бывали минуты, когда горе настолько переполняло мою душу, что не было сил подняться с чарпаи и одеться, и тогда Арджун подбадривал меня.

Теплым майским вечером, когда мы уже пробыли в Барва-Сагаре более полутора месяцев, Арджун вывел меня во внутренний двор и тихо сказал:

– Один страж встретил на базаре человека, у которого есть вести из Джханси. Его зовут Баладжи. Он был торговцем шелками в Джханси.

– Можно с ним встретиться?

Арджун вернулся с хорошо одетым мужчиной лет за пятьдесят. У него были седые волосы и усы. Мне подумалось, что в молодости он был очень красив. Мы стояли во внутреннем дворе возле старой священной фиги и ждали, что он нам расскажет. Будучи маленькой, я думала, что все деревья на свете такие же большие. Я прислонилась к мощному стволу и приготовилась слушать.

– Говорят, что британцы преследовали рани до Барды, – наконец произнес человек из Джханси. – Она убила двух британских солдат и застрелила лейтенанта. Один из ее солдат погиб, но остальные благополучно добрались до Калпи.

– А что с городом Джханси?

– Сожжен.

– А люди? – спросил Арджун.

– Убиты.

– Но там были тысячи людей!

Помнится, рани насчитала пять тысяч.

– Да. Британцы потеряли около сотни.

Есть деяния, которые совершают не иначе как демоны. Люди не должны делать такое друг с другом, но Баладжи смотрел прямо, не отводя глаз, и я понимала, что это правда. Британцы забрали пять тысяч жизней в ответ на злодеяние, совершенное немногими[114]. Я думала о женщине, которая в отчаянии умоляла нас забрать с собой ее ребенка, вспоминала круглое лицо малыша, которого она держала на руках, ямочки на его щеках и большие блестящие глаза. Я сжала руками голову.

– Отца рани схватили, когда он упал с коня, – продолжал Баладжи.

Мы были шокированы тем, что довелось узнать, особенно Арджун.

– Разве Моропант не добрался до Калпи?

– Нет. Он пришел в Датию, но местные выдали его. У них не было другого выхода. За предоставление убежища преступникам британцы повесили бы их на деревьях. Одного подозрения хватило бы. Они повесили отца рани в Джокхан-Багхе.