Алмаз раджи, Собрание сочинений - Стивенсон Роберт Льюис (2014)

Как и большинство мне подобных, я избрал лучшую участь, но не нашел в себе сил осуществить задуманное. Да, я предпочел обличье стареющего, не удовлетворенного собой доктора, окруженного добрыми друзьями. Я решительно распрощался с неограниченной свободой, относительной молодостью, легкой походкой, волнением сердца и тайными утехами мистера Хайда. Я избрал путь добра, но при этом не расстался с жильем в Сохо и не уничтожил одежду Хайда, висевшую в моем кабинете. Целых два месяца я вел совершенно чистую и строгую жизнь и был вознагражден благотворным спокойствием совести. Но постепенно время притупило остроту моего ужаса и меня снова начали терзать прежние стремления и желания. Походило на то, что Хайд рвется на волю, и в конце концов, в минуту слабости, я снова смешал ингредиенты и проглотил свой состав.

Мне кажется, что пьяница, рассуждающий о своем пороке, не способен думать об опасностях, которым он подвергается в состоянии тяжелого опьянения. То же было и со мной: я часто и подолгу размышлял над своим положением, но ни разу в мыслях не видел бед, в которые могла вовлечь меня постоянная готовность творить зло и совершенное нравственное бесчувствие, составлявшие основное свойство натуры Хайда. Мой демон томился в клетке слишком долго и теперь с грозным ревом рвался наружу!

Едва я проглотил смесь, как немедленно ощутил необычайно бурное, почти непреодолимое злое влечение. Вероятно, именно поэтому изысканная старомодная учтивость моей несчастной жертвы вызвала во мне такое страшное раздражение. Могу поклясться именем Всевышнего, что ни один нравственно здоровый и не лишившийся разума человек не смог бы совершить подобное злодейство по столь ничтожному поводу. Я ударил Кэрью не более сознательно, чем капризничающий ребенок ломает игрушку. Но я добровольно лишил себя всех тормозов и ограничителей, с помощью которых даже худшие из людей противятся соблазнам, поэтому всякое искушение для меня могло послужить причиной неизбежного падения.

Адский дух проснулся во мне и принялся бушевать. Я с восторгом наносил удары по беспомощному телу, и каждый из них наполнял меня наслаждением. Только почувствовав усталость, я ощутил холодок надвигающегося ужаса. Туман перед глазами рассеялся; я понял, что моя жизнь погибла, и бросился бежать с места преступления, ликуя и одновременно трепеща. Жажда зла была утолена, но в то же время и выросла, а любовь к жизни достигла высшей точки. Я бросился в Сохо и, чтобы оградить себя, уничтожил все бумаги, а потом отправился бродить по ночным улицам все в том же состоянии раздвоенности и экстаза. Я наслаждался своим преступлением, обдумывал новые злодейства и при этом чутко прислушивался и всматривался во тьму – не послышатся ли шаги погони…

Оказавшись в кабинете, мистер Хайд, весело напевая, смешал ингредиенты, и пока пил смесь, все еще продолжал насмехаться над убитым. Но не успели завершиться муки перехода от одной ипостаси к другой, как Генри Джекил, заливаясь слезами смиренной благодарности и раскаяния, рухнул на колени и в молитвенном порыве простер руки к Господу. Завеса самообольщения разодралась сверху донизу.

Я увидел всю свою жизнь; я мысленно воскресил в себе дни детства, когда гулял, держась за руку отца; годы самозабвенного труда на благо больных и страждущих. Но память снова и снова беспощадно возвращала меня к ужасу этого проклятого вечера. Мне хотелось кричать, я пытался слезами и молитвой отогнать жуткие образы и звуки, но уродливый лик моего греха продолжал смотреть мне прямо в душу. Однако по мере того, как муки раскаяния утихали, на смену им пришла радость. Теперь все было решено окончательно. Отныне о Хайде не могло быть и речи, волей-неволей я должен был довольствоваться лучшей частью моего существа.