Дорога без возврата (сборник) - Анджей Сапковский (1988-2001)

Послеобеденное время прошло под знаком всеобщего плача. Началось с эликсира красоты. Эликсир, а точнее – мазь, именуемая «феенглянцем», а на Старшей Речи – «гламарией», и изготовляемая из мандрагоры, если ею умело пользоваться, удивительно подправляла красоту. По просьбе гостящих в замке дам Трисс Меригольд приготовила достаточное количество гламарии, и дамы приступили к косметическим священнодействиям. Из-за запертых дверей комнат доносились всхлипывания Цириллы, Моны, Эитнэ и Нюни, которым гламарией пользоваться запретили – такой чести удостоилась лишь самая старшая дриада, Моренн. Громче всех ревела Нюна.

Этажом выше всхлипывала Лили, дочка Даинти Бибервельта, так как оказалось, что гламария, как и большинство чар, вообще не действует на хоббиток и низушек. В саду, в кустах терновника, лил горькие слезы медиум женского пола, не знавший, что гламария приводит к мгновенному отрезвлению и сопутствующим оному явлениям, в частности, глубокой меланхолии. В западном крыле замка плакала Анника, дочка войта Кальдемейна, которая, не зная, что гламарию надлежит втирать под глаза, съела свою часть, и у нее открылся понос. Цири получила свою порцию гламарии и натерла ею Кэльпи. Кэльпи залоснилась еще крепче.

Немного поплакали также жрицы Иоля и Эурнэйд, так как Йеннифэр категорически отказалась надевать сшитое ими белое платье. Не помогло вмешательство Нэннеке. Йеннифэр сквернословила, кидалась разными предметами и заклинаниями, повторяя, что в белом она выглядит как затюканная шлюха. Нервничающая Нэннеке тоже принялась кричать, обвиняя чародейку в том, что та-де ведет себя хуже, чем три затюканные шлюхи, вместе взятые. В ответ Йеннифэр пустила в дело шаровую молнию и раздолбала крышу на угловой башне, что, впрочем, имело свою хорошую сторону – грохот был столь ужасен, что от неожиданного шока у дочки Кальдемейна прошел понос. К счастью, не начался запор.

Снова видели Трисс Меригольд с ведьмаком Эскелем из Каэр-Морхена, которые, нежно обнявшись, втихаря прошмыгнули в парковую беседку. На сей раз никто не сомневался в том, что это были они сами, поскольку допплер Тельико в это время пил пиво в обществе Лютика, Даинти Бивервельта и дракона Виллентретенмерта.

Несмотря на активные поиски, не удалось отыскать гнома, откликавшегося на имя Шуттенбах.

X

– Йен…

Она выглядела изумительно. Черные, искрящиеся, схваченные золотой диадемкой волосы ниспадали блестящими волнами на плечи и высокий воротничок длинного парчового белого платья с черно-полосатыми буфастыми рукавами, стянутого в талии неимоверным количеством драпировок и лиловых ленточек.

– Цветы, не забудь о цветах, – сказала Трисс Меригольд, вся в глубоко-голубом, вручая невесте букет белых роз. – Ох, Йен, как я рада…

– Трисс, милая, – неожиданно всхлипнула Йеннифэр, и чародейки осторожно обнялись и чмокнули воздух друг у друга около ушей и бриллиантовых сережек.

– Ну, хватит нежностей, – сказала Нэннеке, разглаживая на себе складки снежно-белого одеяния жрицы. – Идем в часовню. Иоля, Эурнэйд, поддержите ей шлейф, иначе она свалится с лестницы.

Йеннифэр подошла к Геральту и рукой в белой перчатке подправила ему воротник черного, обшитого серебряными галунами кафтана. Ведьмак подал ей руку крендельком.

– Геральт, – шепнула она ему рядом с ухом, – я все еще не могу поверить…

– Йен, – ответил он тоже шепотом. – Я люблю тебя.

– Знаю.

XI

– Где, черт побери, Хервиг?

– Понятия не имею, – сказал Лютик, надраивая рукавом застежки модной курточки верескового цвета. – А Цири?

– Не знаю, – поморщилась Йеннифэр и потянула носом. – Ну и воняет же от тебя петрушкой. Слушай, Лютик, ты что, решил стать вегетарианцем?