Стреляющие камни - Александр Щелоков (2007)

— Тогда зачем сражаться, если небесную крепость веры никому не одолеть?

Кадыржон перевел. Мансур ответил не задумываясь:

— Когда вера под угрозой, ее защита угодна аллаху. Ибо сказано в Книге: не испытавшему трудностей не достанется сокровище. Вот и гонят правоверные коней подвижничества на ристалище веры.

— Философский у нас разговор, — заметил Курков, обращаясь к Кадыржону. — Ни «да», ни «нет» не произносится, только «или-или».

— Э, — улыбаясь, ответил Кадыржон, — это Восток. Есть здесь такая мудрость. Слушайте. Если девушка говорит парню «нет», это означает «может быть». Если она говорит «может быть», это значит «да». Если девушка говорит «да», то какая она девушка? Если человек Востока говорит «да», это скорее всего «может быть». Если он скажет «может быть», надо понимать, что сказано «нет». Если человек Востока произнесет «нет», то какой же он человек Востока?

— Усложняешь, братец, — сказал капитан. — Ни «да», ни «нет» не говорят те, кому выгодно ловчить. Ну ладно, сейчас нам не до споров. Лучше спроси, где у банды Шаха логово? Может, хоть это таджер знает.

— Нет, — ответил Мансур, — не знаю. Но, думаю, не так далеко. Один рабат, наверное. Три-четыре фарсаха, камандан.

Для большей наглядности он показал пальцы, сперва один, потом четыре.

Кадыржон перевел.

— Спасибо, — засмеялся капитан. — Перевел толково. Теперь мне все ясно. Остается выяснить, что такое «рабат», что такое «фарсах». Все другое вполне понятно.

— Фарсах, — сказал Кадыржон, — это сколько верблюд под грузом за час проходит. Считают, что шесть километров. Примерно.

— А ты спроси Мансура. Он скажет точно. Кадыржон улыбнулся:

— Он нам объяснит так: один фарсах — это фарсах. Какие еще километры и зачем?

— Ладно, допустим. А что такое «рабат»?

— Расстояние между двумя караван-сараями. Где-то около двадцати километров. Во всяком случае, не более двадцати пяти.

— Как думаешь, Мансур, — спросил капитан, — есть у душманов в кишлаке свой человек?

— Только глупец будет ходить по миру с завязанными глазами. Слепой всегда ищет себе поводыря.

— Что он сказал? — спросил капитан Кадыржона.

— Он сказал «да», — перевел солдат.

— Спроси еще, как он думает, кто этот человек?

— Разве тот, кто собрался на грабеж, кричит о своем намерении на весь кишлак?

— Он не знает, — перевел солдат.

— Может быть, все-таки подозревает кого-то?

— Дукандор Мухаммад Асеф не любит шурави, но всем хвастает, что ладит с ними. Он человек двуликий. Других я не знаю.

— Странно, — сказал капитан. — Считают, что на Востоке строят фразы витиевато. А вот когда беседую с Мансуром, замечаю, что он очень точно выражает мысль. Почему это? Сколько вам лет, Мансур?

К удивлению Куркова, афганец вдруг напрягся и замкнулся. Глаза его смотрели на капитана пристально и подозрительно, губы поджались. Мансур хотел что-то сказать, но вдруг резко обернулся, отскочил к стене и схватился за рукоятку нагана. Капитан машинально повторил его движения и взял автомат на изготовку. Теперь он увидел, что в конце улицы появился всадник на рыжем коне. Заметив Мансура и военных, стоявших и площади, неизвестный развернул коня и поскакал назад.

— Душман! — хрипло выкрикнул Мансур и бросился к своему скакуну. Скинув повод с бруса коновязи, он гикнул. Конь его резво взял с места. Мансур, ухватившись за луку, уже на ходу легко оттолкнулся носками ног от земли, вскинул вверх легкое тело и оказался в седле. Не чувствуя повода, конь о шел широкой, размашистой рысью. Теперь он видел перед собой чужого удалявшегося коня и, привычный к скачке, набирал скорость.

Курков бегом бросился к машине. Бэтээр стоял за дувалом. На пыльной земле между колес торчали ноги водителя.

— Казаков! — не сдерживая гнева, выкрикнул капитан. — Что у тебя?!