За решеткой - Никки Джеймс

— Потому что так и было. Попытки шантажировать шантажиста обернулись против нее. Я так и говорил. Исайя не лучшим образом воспринял эти угрозы. Позвонив ему, она вернула его насилие в свою жизнь. Какое-то время он платил и помогал, но не просто так. Он поколачивал ее, награждал новыми синяками, и пусть она не признавалась, но я подозревал, что он снова и снова насиловал ее. После этого она уже не была прежней. В ее глазах вечно стояло то отсутствующее выражение.

— Она звонила мне, плачущая и напуганная. Она была важна для меня. Я не мог быть с ней в отношениях, но я любил ее, и происходившее разбивало мне сердце. Я чувствовал себя таким беспомощным. Я думал, что могу защитить ее. Мне надо было пойти в полицию, но я боялся почти не меньше ее самой.

Бишоп шумно выдохнул и потер ладонью бритую голову.

— Дошло до того, что я начал давать отпор. Она звонила мне, потому что он был там или направлялся туда, и я не мог терпеть. Мы с Исайей несколько раз сцеплялись. Мне не стыдно признать, что я заставил его почувствовать себя на ее месте. Знатно поколотил его. Но... папаша был рейнджером, и Исайя несколько раз засаживал меня за решетку.

— Тебя обвиняли в нападении с отягчающими. Я читал в твоем досье.

— Ага. В итоге отсидел пять месяцев. Должно быть два года, но мне только исполнилось восемнадцать, так что судья сжалился надо мной и урезал срок.

— Ты не рассказал им правду? Ты не сказал, почему напал на него?

Бишоп прищурился и наградил меня жестким взглядом.

— Еще как сказал, и как думаешь, кому они поверили? Черному парню без родителей, родом из бедного квартала, с репутацией распускающего руки, или же межрасовому парню, чей белый папа был техасским рейнджером, а мама заседала в совете?

Я поджал губы, потому что понимал, как работала наша система, и с какой несправедливостью люди вроде Бишопа имели дело каждый день из-за цвета кожи или нехватки денег на семейном банковском счету.

Когда я ничего не сказал, он добавил:

— Вот именно. Неважно, что я говорил. Пока я был за решеткой, у моего дедули нашли рак печени IV стадии, и он умер. Джален начал хулиганить в школе, а бабуля одна переживала потерю мужа. Все стало еще хуже, и когда я вышел, Аянна стала такой отстраненной и напуганной, что я не знал, как ей помочь. Я не мог быть с ней рядом так, как мне хотелось. Я по возможности навещал ее, говорил с ней по телефону. Она была на грани отчаяния. Я это видел. Она начала снова угрожать Исайе.

— Проклятье.

— Ему надоело, что она доит из него деньги и пользуется Кеоном против него. Исайя учился в колледже, изучал охрану правопорядка. Все в его жизни шло по плану, не считая того, что она его постоянно донимала.

— Однажды ночью Исайя заявился к Аянне домой, и они поссорились. Тогда он оставил на ее лице и руках особенно знатные синяки. Она сумела сбежать в ванную и позвонила мне. Я хотел вызвать копов. Я хотел, чтобы они пришли в ее квартиру и своими глазами увидели правду, но знал, что не мог бросить ее одну наедине с Исайей. Так что я сделал и то, и другое. Я позвонил в полицию и побежал со всех ног к ней. Она жила недалеко, и добравшись, я услышал внутри крики. Дверь была заперта, так что я вышиб ее до приезда копов. Я схватил Исайю, швырнул его в стену и знатно отделал, пока Аянна плакала в углу. Сломал ему нос. Выбил несколько зубов.

Частицы пазла встали на место.

— И тебя арестовали за взлом с проникновением.

— Ага. К тому же накидали еще обвинений за нападение. У меня уже была судимость, и возможности отвертеться не было. Никто не слушал. Это был билетик прямиком в тюрьму.

— Аянна не рассказала правду?

— Сначала пыталась, но она была в истерике. Забавно, как власти могут при желании исказить трактовку. После нападения она была не в лучшем психическом состоянии, и потому путала детали. Исайя вступился и сыграл героя, перекроив всю историю. Сказал, что это я оставил на Аянне те синяки.