Красавица в черном - Берд Николь (2007)

– Да ты и сам, конечно, понимаешь, что она странная. И ей, как видно, слишком много позволено. Неудивительно, что она разговаривает не так, как остальные дети.

– Цирцея не имеет ничего общего с «остальными детьми». И прекрати критиковать моих близких в моем доме! – Идеальные черты Габриеля исказились в гневе. Джон подозревал, что желчь копилась в нем годами. Его братец всегда был ябедником. Получая подзатыльник от старшего, он немедленно бежал жаловаться матери.

Ну и пусть! В конце концов, Джон явился сюда не затем, чтобы просить прощения за старые и надуманные обиды. Он отпил хороший глоток вина.

– Я ведь был старшим братом. Мальчишки вечно вздорят. Не нужно было быть таким плаксой и хныкать после каждого тычка.

Синие глаза Габриеля превратились в две узкие щелки.

– Ты был такой же жестокий, как наш папаша, если только это возможно, и колотил меня при каждом удобном случае. Почему ты решил, что я тебе стану помогать? Чтобы какая-нибудь женщина страдала от твоей грубости, а твой будущий ребенок – от дурного обращения?

– Ты предпочитаешь, чтобы я остался холостым и бездетным, чтобы в один прекрасный день самому получить титул и поместье? – огрызнулся Джон. – Тебе этого хочется, правда?

– Очень мне нужен твой драгоценный титул! И ни гроша не возьму из твоего наследства. И уж, конечно, никогда не буду жить в этом доме! Будь он моим, я бы его с землей сровнял.

– Я первый это сделаю, если увижу, что он может перейти к тебе. Если у меня и не будет наследника, ты уж, во всяком случае, не заслуживаешь отцовского наследства, если говорить откровенно…

Он замолчал, потому что Габриель с грохотом отодвинул кресло так, что оно опрокинулось и упало на деревянный пол. Габриель вскочил на ноги, и Джон тоже.

Они стояли друг против друга, как два разъяренных петуха, и разделяли их не только какие-нибудь три фута и годы вражды, а также семейная тайна, о которой Габриель не смел даже упомянуть. Воздух опасно накалился.

Джон почувствовал, что гнев распирает его. Он тоже нес в душе обиду за прошлое. Как мог он свалять такого дурака, явившись сюда? Только доставил этому щенку удовольствие отказать ему в опрометчивой просьбе. Надо было, пожалуй, прежде окунуть голову в Темзу, было бы больше проку. Нет, прочь отсюда. Домой, только домой!

Если только один из них сейчас не умрет. Джон увидел, что Габриель сжал руки в кулаки, как и он сам. Напряжение росло, и ни один из братьев не стремился его разрядить. Если бы в комнате было оружие, Джон не мог поручиться, что не схватил бы его первый.

Дверь внезапно распахнулась, и они оба так и подскочили. На пороге в нерешительности застыла леди Габриель.

– Цирцея ушла спать. Я ждала, что вы присоединитесь ко мне в гостиной. – Она покосилась на опрокинутое кресло, но ничего не добавила.

– Боюсь, не получится. Наш гость уже уходит, – сказал Габриель, судя по всему, сквозь стиснутые зубы. Джон кивнул, прилагая усилия, чтобы говорить спокойно:

— Позвольте поблагодарить вас, миледи, за превосходный обед. Боюсь, что больше мы не увидимся.

– Отчего же? – удивилась леди Габриель, глядя по очереди на каждого из братьев. – Кажется, вы сказали, что останетесь в Лондоне на весь сезон?

– Это был неудачный план, – признался Джон через силу. – Я в ближайшее время покину город.

– Чепуха, – заявила женщина, немало удивив его. – В субботу вы едете с нами на прогулку в Воксхолл. В неофициальной обстановке легче всего завести нужные знакомства. Для вас это будет удобный случай разведать обстановку.

Сознавала ли она, насколько трудно было ему общаться? Да и слишком он был плохо экипирован, чтобы пускаться в плавание по зыбким волнам светского моря. Пока Джон размышлял, его брат подал голос: