Пожар моего сердца - Соня Менделеева

— Нет, малыш, — Анна присела перед ним на корточки и обхватила его лицо руками. — Это не твоя вина. Глеб — пожарный. Помнишь, как ты был взволнован, когда впервые сказал мне, что он спас женщину? Что он герой? Что ж, вот кто он такой. Это его работа. Даже если бы он был здесь, ему пришлось бы уйти, когда поступил звонок.

— Я знаю. Но…

— Но что? Анна видела, что ее слова никак не успокоили его. Во всяком случае, он был еще более взволнован.

— Но я сказал, что не хочу его видеть. Я сказал, что хочу вернуться домой. Но я просто испугался. Я испугался, потому что у него тоже был рак. Совсем как у мамы. И я

испугался, что он вот-вот умрет. Совсем как мама. Но теперь, если он умрет, он будет думать, что я не хочу, чтобы он был моим папой. А я хочу. Я действительно хочу, чтобы он был моим папой. И я не хочу возвращаться домой. Я хочу остаться здесь.

Данил обнял ее и зарыдал. Он рыдал, и у Анны возникло ощущение, что то, что он выплескивал наружу, было горем, которое он не позволял себе испытывать долгое время из-за них.

Анна обняла его, погладила по спине и сказала, что все в порядке и что они во всем разберутся.

— Мы можем пойти повидаться с ним?

Данил вытер глаза и высвободился из ее объятий.

— Он сказал, что позвонит нам, как только закончит, — спокойно объяснила Анна.

— Вы можете подождать его на пожарной станции, — предложила Натали. — Я останусь с девочками.

Лицо Данила просияло. — Мы можем, Аля? Мы можем поехать на станцию?

Анна собиралась сказать ему, что невозможно предугадать, как долго Глеба не будет, и они могут ждать часами, но один лишь взгляд Данила сказал ей, что для него это не имеет никакого значения. Она кивнула.

— Конечно, можем.

Он обнял ее за шею.

Объятие было недолгим. Данил быстро забрался в машину. Анна забежала в дом, чтобы взять свою сумочку и попрощаться с девочками, и они отправились на пожарную станцию.

Они прождали больше восьми часов, половину из них проведя на другой стороне улицы, в кофейне. Данил воспользовался возможностью, чтобы открыться ей — к примеру, в том, что он боялся, что она умрет точно так же, как его мама. Они говорили и о Глебе. О том, как Данил на самом деле был взволнован тем, что Глеб — его отец. Они говорили об Алисе и о том, как сильно они оба по ней скучали. Они плакали, смеялись и разговаривали.

Это был первый раз, когда она по-настоящему почувствовала себя его мамой. Не то чтобы она когда-нибудь надеялась занять в его сердце место Алисы. Нет. Она никогда не смогла бы. Но она пообещала Алисе, что войдет в это священное место — сердце Данила, потому что хотела, чтобы ее сын рос с мамой. Настоящей мамой, а не ее заменой.

Анна увидела, как пожарная машина заворачивает за угол.

— Смотри. — Она указала на машину и повернула Данила за плечи так, чтобы он оказался лицом к окну, как раз в тот момент, когда Глеб выходил из грузовика.

— Он вернулся! — Данил снова развернулся к ней лицом, прежде чем выскочить на улицу.

Анна сидела, не в силах пошевелиться. Она видела несколько фотографий Глеба в снаряжении, но, как и в первый раз, когда она увидела его лично, фотографии никак не подготовили ее к настоящему.

Глеб в своем снаряжении воплощал в жизнь все фантазии, о которых она и не подозревала. Он был олицетворением сексуальности. Он был красавчиком, плавящим трусики.

Она и не думала, что когда-нибудь почувствует к нему большее влечение, чем в тот момент. Пока не увидела, как Данил подбежал к нему, а Глеб присел на корточки, обнимая сына.

Нет. Она была не права. Видеть выражение лица Глеба, когда он увидел своего сына, и наблюдать, как он обнимает его с таким чувством, словно от этого зависит его жизнь, было абсолютно самой сексуальной вещью, которую она когда-либо видела.