Танцующий в темноте - Т. Мартин

Я поднимаю ее достаточно высоко, чтобы зажать зубами ее сосок, мое сердцебиение заглушает ее стоны. Все еще держа одну руку в ее волосах, я опускаю другую между нами и глажу ее влажный клитор. Она дергается и слегка стягивает с меня штаны, потираясь своей горячей киской о мой член, и мои легкие сжимаются. Я напрягаюсь, волна адреналина захватывает мои мышцы, когда я смутно осознаю, что закручиваюсь по спирали. Она извивается и снова дергает за мои спортивки, затем берет мое ухо в рот и сосет.

Моя кровь пульсирует так сильно, что ослепляет, появляются и рассеиваются черные пятна.

Гребаное дерьмо.

Я бросаю ее на кровать и кружусь, поправляя свои штаны. Проводя обеими руками по волосам, я сжимаю и дергаю за пряди, расхаживая по комнате.

Какого хрена я делаю?

Опираясь одной ладонью о стену, я опускаю голову и закрываю глаза, заставляя обжигающий жар внутри утихнуть, чтобы я мог снова вдохнуть кислород и восстановить немного гребаного контроля.

Я не терял самообладания шесть лет, и даже тогда все было не так — по спирали еще до того, как я получил свое чертово освобождение.

Кровать скрипит, и моя спина напрягается.

— Не надо.

Она долго ждет в тишине, пока я восстанавливаю дыхание и пульс. Мой член, кажется, не получает сообщения от мозга, нет, благодаря аромату Эмми, все еще витающему в воздухе, ее прикосновениям, задержавшимся на моей коже. Когда я говорю дальше, пальцы впиваются в стену, как будто это могло удержать меня от того, чтобы снова наброситься на нее.

— Что тебе нужно? — я огрызаюсь.

— Ч-что мне нужно? — ее голос запыхавшийся и сбитый с толку, и это только расстраивает меня еще больше.

— Что нужно сделать, чтобы заставить тебя следовать каким-то чертовым инструкциям?

— Что? — сначала она кажется ошеломленной.

Но когда она снова открывает рот, ее слова покрываются огнем.

— Что для этого потребуется? Я хочу тебя. Я…

— Еще денег? Другой хозяин? Билет на самолет домой?

Я пропускаю ее ответ мимо ушей, как будто она ничего не говорит, потому что то, что она назвала, ни черта не подходит.

— Назови свою цену, мышонок.

Кровать снова скрипит, и на этот раз я слышу, как сдвигается материал, прежде чем она приближается сзади. Она замолкает. Я могу представить, как ее тело напрягается от гнева, даже не глядя на нее.

Оттолкнувшись от стены, я поворачиваюсь к ней лицом.

Она снова надела свою одежду, волосы растрепанны, а кожа все еще раскраснелась. Ее глаза пылают, но подбородок поднят высоко.

Потому что в глубине души она не чертова мышь.

— Если мы так поступаем, — наконец говорит она, — прекрасно. Я хочу другие обязанности. Больше не хочу зацикливаться на кухне или другой домашней работе. Я хочу сделать что-то ценное. И без няни, прикованной к моей ноге.

Мой взгляд сужается, подозрение закипает во мне.

— Что-то ценное.

Она кивает.

— Вещи, которые действительно важны для твоего бизнеса. Например, то, что делают Стелла и Обри.

Делая медленный шаг к ней, я бормочу:

— И что ты знаешь о моем бизнесе?

Она расправляет плечи.

— Кухня не совсем открыла мне глаза.

Мои губы подергиваются, несмотря на раздражение, все еще охватившее меня.

— Нет, я не думаю, что это было так. И ты понимаешь, о чем просишь?

В ее глазах мелькает неуверенность, но она стирает ее.

— Да.

Я потираю подбородок, искренне обдумывая ее условия.

С такой просьбой она явно все еще что-то замышляет.

Я мог бы заложить ее одному из моих братьев и вообще избежать необходимости иметь с ней дело. Но потом я вижу образы их рук на ее обнаженном теле, и меня охватывает желание отрезать им члены. Не очень хорошо для наших отношений. Наиболее очевидным решением является то, что уже предложил Феликс — разорвать с ней контракт и вывезти ее далеко за пределы этих стен. Устранить риск навсегда.