Танцующий в темноте - Т. Мартин

Жду, когда остальная часть боли обрушится на меня.

Готова, как никогда.

Я поднимаю подбородок, убеждаясь, что Адам видит меня всю. Мое непоколебимое выражение лица. Просто то, какая я на самом деле хрупкая.

Челюсть Адама сводит, всякое веселье начисто исчезает с лица. Его ноздри раздуваются, когда он переводит взгляд с Гриффа на меня и обратно, как будто только сейчас осознав, что я не собираюсь останавливать его брата. Что меня действительно собираются трахнуть, в прямом и переносном смысле.

— Ненавижу твои черные волосы, твои сияющие глаза, а теперь еще и этот гребаный запах, — повторяет Грифф, душа меня ровно настолько, чтобы легкие сжались от угрозы потери воздуха. — Как какое-то хипповое, цветочное дерьмо…

Тяжелый стук в моих ушах заглушает его голос, волны маниакальной энергии вибрируют от кончиков пальцев рук до кончиков пальцев ног.

Цветочный.

Он бормочет что-то еще, впиваясь в мое горло, пока с моего лица не исчезают все следы чувств, слова про этот особый аромат, издаваемые его дрожащим голосом, — все, что я слышу на повторе.

Запах Фрэнки.

Я едва замечаю, как поток свежего воздуха вливается в мои легкие, потная хватка внезапно исчезает с моей шеи, прежде чем я поднимаюсь, и моя рука сжимается вокруг теплой рукоятки в кармане Адама. Черт, мышцы превратились в кашу под моим весом, а зрение затуманивается из-за ярости и наркотиков. Но я переворачиваю нож так, чтобы его острие было направлено мне за спину, и режу вслепую там, где тепло тела Гриффа касается моей спины.

Из-за моего плеча доносится искаженный шум. Я делаю несколько глубоких вдохов, но сдаюсь, когда им не удается успокоить мое бешеное сердцебиение.

Наконец, я оглядываюсь назад.

Адам возвышается надо мной, его голубые глаза такие темные и холодные, каких я никогда не видела. Он держит Гриффа в удушающем захвате, менее чем в метре от меня. Я была права — даже с красным лицом и нехваткой воздуха, глаза Гриффа дикие, бешеные. И зациклены на мне. Мои волосы встают дыбом, на руках и ногах появляются мурашки.

Хотя его лицо ничего не выдает, мышцы на предплечьях Адама напрягаются, когда он усиливает хватку, пока внезапно Грифф не старается вырваться из нее. Его глаза стекленеют, затем превращаются в знакомые мне черные дыры. Адам немного ослабляет хватку, и Грифф борется за то немногое, что может вдохнуть. Несмотря на вздувающиеся вены на его шее, когда он теряет больше кислорода, чем получает, выражение его лица сменяется раздражением, даже нетерпением. Ни капли страха. Почти как будто он привык к такого рода предупреждениям.

Его глаза превращаются в щелочки, когда он переводит их на меня, руки обхватывают запястье Адама, и всплеск красного цвета притягивает мой взгляд чуть выше его локтя. Это не большая капля, но легкий слой крови стекает с неровного пореза, и это вызывает во мне удивительный трепет удовлетворения.

В конце концов, Адам отпускает своего брата и отступает назад, так что я снова оказываюсь зажатой между ними. Пока Грифф хватает ртом воздух, лед на лице Адама тает. Он неторопливо разглаживает рубашку, поправляет закатанные рукава.

Напряжение волнами накатывает на Гриффа, когда он выпрямляется и смотрит на меня сверху вниз. Дыхание выравнивается, но гневный румянец окрашивает лицо. Его плечи напрягаются, и на секунду я уверена, он собирается броситься на меня, но Адам останавливает его одним взглядом.

— Ты, блядь, успокоишься, прежде чем двинешься, — голос Адама низкий, контролируемый.

Грифф достает темно-красный носовой платок из нагрудного кармана и прижимает его к ране. Он направляет свой испепеляющий взгляд поверх моей головы, на Адама. Его лицо становится хмурым, но он заправляет себя обратно в брюки и застегивает молнию. Он смотрит на меня, проводит языком по верхним зубам.

— Ты любишь кровь, не так ли?

Он подходит ближе, пока его ботинок не касается моего колена.