Танцующий в темноте - Т. Мартин

— Если бы ты увидела свою сестру здесь, в целости и сохранности, что помешало бы тебе уйти? Ничего. И мне нужно было время, чтобы понаблюдать за тобой. То, что начиналось как чистое увлечение, быстро развилось, когда я понял, что все это не могло быть совпадением. Но, черт возьми, твоя мама знала, как замести следы. И эта, — он поворачивается к Фрэнки, его губы приподнимаются. — Она талантлива в хранении секретов. Вы, ребята, действительно заставили меня пойти на это.

Мои брови хмурятся, и я снова смотрю на Фрэнки. Слезы текут по ее щекам.

— Катерина стерла свое существование с лица земли, затем приняла домашние роды с тобой — блестяще. Просто блестяще. Для всего мира тебя даже не существовало, не так ли, София?

Я отступаю назад, когда огни над нашими головами каким-то образом становятся еще ярче. Мое дыхание становится прерывистым, а кожа под платьем начинает зудеть.

София. Катерина. София. Катерина.

— Я приношу извинения.

В поле зрения появляется Райф, его блестящие туфли и ноги в костюме находятся на уровне моих глаз.

— Тебе не по себе от света? Я думал, ты будешь чувствовать себя как дома.

Гнев вспыхивает в моей груди, и я бросаюсь к нему. Он хихикает, когда я врезаюсь в решетку.

Ты взял не того гребаного человека, псих! Мне хочется кричать.

— Я знаю.

Он опускается на колени, так что наши глаза оказываются на одном уровне. Его голова наклоняется, и отвращение искажает его лицо, когда он смотрит на меня.

— Ты в замешательстве. Но я тщательно исследовал эту тему для тебя — подавленные детские воспоминания и вся эта психофигня.

Он переводит взгляд на Фрэнки, и она сглатывает.

— Похоже, у тебя было довольно травмирующее детство, даже после того, как ты переехала жить к своей тете. Я бы сказал, что сожалею, но…

Он встает, позволяя своему незаконченному предложению повиснуть.

— Стелла. Теперь, если не возражаешь.

Он подмигивает, когда снова смотрит на меня.

— Еще одна последняя вещь для поднятия настроения, и это должно сработать.

Мягкий женский голос плывет по воздуху, такой тихий, что я думаю, что мой разум играет со мной злую шутку. Он становится громче, и я ерзаю на своем месте, оглядывая комнату. Голос повсюду. В углах, на стенах. В моем ящике и в моих ушах.

Я знаю эту песню. Каким-то образом я ее знаю.

Приходите, деточки…

Я зажмуриваю глаза. Почему это больно?

Я заберу вас отсюда.

Нет, нет, нет.

Я пытаюсь поднести ладони к ушам, я пытаюсь остановить это, но мои запястья скованы за спиной.

Песня становится только громче, и вскоре она проникает в мои кости и заполняет легкие. Мои колени подгибаются, волосы закрывают лицо, закрывая пятна света, которые мои веки не могут закрыть. Мне нужно держаться подальше от яркого света. Именно там случаются плохие вещи.

Голубые глаза, черные волосы. Она смотрит на меня сверху вниз.

Я качаю головой. Это не реально.

Но это так. Ее глаза такие настоящие. Ее прикосновение, когда она щелкает меня пальцем по носу, ее тихий смех, когда я улыбаюсь. Это вибрирует на моей коже, и я знаю, что это реально.

Образы, голоса, они не прекращаются. Они заполняют мой мозг до боли.

Она говорит мне, что любит меня.

Я ее малышка.

Я хочу что-то сказать ей; я хочу заговорить. Но потом вспоминаю, что не могу. Я не могу. Потому что я знаю, что происходит, когда люди говорят с ней слишком долго.

Здесь так много малинового.

Гладкие кости в моей руке.

Просто рисуй, — говорю я себе. — Покрась это в красный цвет.

Выглядит как настоящий, — сказал он.

Ты молодец, — сказал он.

Я обещаю, что вернусь за тобой.

— Вернись ко мне…

даже как призрак, даже как тень, ворон у моей двери, шрам на моем теле —

ибо именно в моем трепещущем, сжимающемся сердце я храню то, что, как мы думали, мы потеряли.