Танцующий в темноте - Т. Мартин

Наконец, я делаю свой первый надрез. Он неглубокий, как у меня, но все же достаточно, чтобы почувствовать разрыв под пальцами. Когда лезвие скользит по коже Райфа, его мышцы напрягаются, но он не издает ни звука. Я не хочу видеть выражение его лица, поэтому смотрю на его живот. Это действительно красиво, если вы сосредоточитесь на цветах и на том, как они переливаются. Его красный цвет того же оттенка, что и у Адама, немного более глубокий, чем у меня, и он стекает по телу, как будто пытается сбежать.

Опускаясь на сантиметр ниже, я приступаю к следующему. Мои вдохи выходят мягкими и невесомыми, и я дрейфую с каждым нежным движением. Если бы нож был кистью, а его тело — холстом, я бы смешала немного черного с малиновым, чтобы сделать его таким же мрачным, как и его душа. Затем я бы добавила немного вишни по краям, чтобы завершить то безумие, которое она вызывает. Я думаю, ему бы понравилось, раздетому, но сохранившему ту привлекательность, которую он так любит.

Третий и последний разрез занимает немного больше времени, так как он самый большой. Позволяя одному концу загибаться больше, чем другому, я наклоняю голову и улыбаюсь. Это выглядит точь-в-точь как одна из его ухмылок.

Через мгновение, когда остальная часть комнаты возвращается в поле зрения, и я смотрю на испачканное оружие в руке, я чувствую, как кровь отливает от моего лица. С долгим выдохом я делаю несколько неуверенных шагов назад.

— Ну, это было…

Феликс делает паузу, прочищает горло.

— Неожиданно.

Мой взгляд встречается с Райфом, и мурашки бегут по рукам. Я никогда не видела, чтобы его глаза так сильно потемнели.

— А теперь, брат, — выплевывает Райф, его глаза впиваются в мои. — Все еще так же уверен, что в ее крови нет Катерины?

Я понятия не имею, что он имеет в виду, но намек ясен. Я закрываю глаза, желая взять свои слова обратно. Я не знала, что это будет похоже на рисование. Что это сможет увлечь меня. И теперь они все тоже это знают.

Дома, я работала в одиночестве, когда прикладывала кисть к холсту. Искусство — это частичка меня лично. Теперь я с таким же успехом могла бы выставить все свои полотна на обозрение Мэтьюззам. Когда мой взгляд возвращается к торсу Райфа, разорванному и красному, я с трудом сглатываю.

Нет, я намного хуже девушки, которая рисует безумие на холсте.

Сегодня я рисовала кровью.

Требуется минута, чтобы набраться смелости и взглянуть на Адама. Если он не видел достаточно, чтобы отвергнуть меня раньше, он увидит это сейчас. Они всегда так делают.

Когда я встречаюсь с его взглядом, теплая дрожь пробегает по телу. Его глаза прикрыты, поза напряженная. И все же есть что-то нежное, знакомое в глубине его глаз и в изгибе рта. Думаю, я могла бы получить кайф от одного этого взгляда.

Он отпускает Райфа, но не сводит с меня глаз. С каждым медленным шагом, который он делает ко мне, у меня все больше перехватывает дыхание. Когда он подходит ближе и наклоняется, его рука обвивается вокруг моей талии, я дрожу. Его губы касаются моего уха, и теплое дыхание ласкает мое горло.

— Ты выглядишь сногсшибательно, когда не прячешься.

Мои веки закрываются, и я шепчу:

— Я не хочу прятаться. Не от тебя.

— Так не надо.

Когда он прикусывает кожу ниже подбородка, пальцы на моих ногах поджимаются.

— Покажи мне все.

— Заползи внутрь этого тела, найди меня там, где я больше всего разорен —

люби меня там.

— Руническая Лазурь

Носки ботинок Адама легко задевают мои, когда он мягко толкает меня, направляя к выходу из офиса.

— Алло? — зовет Феликс. — А как же наше собрание?