У себя за спиной Бартоломью услышал женский голос. Он обернулся и увидел мать Марка. Она стояла прямо позади него с букетом белых роз в руках. Барт не мог и представить, как давно она там стояла и много ли успела услышать.

— Здравствуйте, миссис Томпсон, — сказал Барт. Поднявшись на ноги, он отряхнул джинсы от травы.

— Здравствуй, Бартоломью, — мать Марка улыбнулась ему. А он уже и забыл, какой милой когда-то была ее улыбка.

Женщина положила цветы у могильного камня и замерла. Барт не знал, что сказать. Теперь, когда миссис Томпсон была так близко, он смог разглядеть седые пряди в ее волосах, увидеть ее отрешенный взгляд, устремленный в одну точку.

Когда-то Барт встречал женщину с похожим невидящим взглядом. Они с ребятами в то время учились в школе, а на соседней улице жила одинокая пожилая вдова. Порой она бродила мимо домов, глядя по сторонам бессмысленным взором. Школьники боялись ее и, когда никто не слышал, называли сумасшедшей старухой. Теперь-то Барт понимал, откуда берутся сумасшедшие старухи. Они теряют своих детей, теряют смысл жизни. Бартоломью хотел что-то сказать, выразить, как он сожалеет обо всем, но миссис Томпсон неожиданно заговорила сама.

— Когда Марк родился, то был весь синий… Я тогда очень испугалась. Врачи сказали нам, что у него врожденный порок сердца. Он боролся с самого рождения. Ты знал, что он перенес пять операций в первый год жизни?

— Нет, — Барт покачал головой.

Марк не то чтобы не любил говорить о своей болезни, он не придавал ей особого значения. Или хотел, чтобы друзья так думали. Он утверждал, что это пустяки, что если он будет следить за своим здоровьем, избегать нагрузок, то все будет нормально. И они верили ему.

— Однажды, когда он учился в университете, он потерял сознание прямо на кухне во время завтрака, — продолжала миссис Томпсон. — Мы ужасно перепугались и вызвали скорую. Врачи сказали нам, что ему нужна пересадка пульмонального клапана. Но это опасная операция. Могло произойти что угодно. От сердечного приступа до кровотечения в грудную полость и других серьезных осложнений. К тому же восстановление заняло бы несколько месяцев, а это был выпускной год… — мать Марка вздохнула.

Барт помнил, что в тот год Марк неделю был на больничном и лежал в больнице. Они даже пару раз приходили к нему и рассказывали последние новости студгородка.

— Марк не хотел пропускать свой выпускной год, — миссис Томпсон говорила очень тихо, но Барт внимал каждому слову. — Поэтому мы согласились на минимальное инвазивное стентирование. Процедура безопасная, но она была временным решением.

— Но почему он не сделал пересадку после выпуска? — спросил Бартоломью.

— Он говорил, что чувствует себя хорошо. Все время откладывал операцию. Экзамены, интернатура. У него всегда было много дел. Он так торопился жить, старался все успеть… Он планировал лечь на операцию по замене клапана сразу после свадьбы. Знаешь, клапаны из живой ткани служат десятилетия.

Барт опустил взгляд, думая о том, как могла бы сложиться жизнь Марка, если бы он заботился о себе больше, чем о других.

— Когда Зои погибла, мы волновались за его самочувствие. Но он не говорил нам, что с ним что-то не так. Мы не замечали ничего. Он жаловался, что устал, что хочет побыть один. Но это ведь нормально, когда люди скорбят…

— Конечно, нормально, — Барт готов был поклясться, что чувствовал то же самое.

— В тот день я ушла на работу, — с надрывом сказала миссис Томпсон, — а когда вернулась, постучала в дверь его спальни, он не ответил. Я не хотела врываться к нему, но войдя на кухню, обнаружила, что он даже не притронулся к обеду, который я оставила для него. Я нашла его лежащим на кровати с закрытыми глазами. Он уже не дышал и был таким холодным…

— Мне так жаль… — ответил Барт, борясь с подступающими слезами.