Каждый может любить - Валентина Колесникова

Он что, выгонит нас? Или все же не сможет? Любит? Или решил отказаться? Не понимаю…

— Я думал, что от страха сам рожу, как вы, женщины, вообще это все можете пережить? Вас же словно ломает… — он шептал это, не в силах повысить голос, еле-еле шевелил губами из-за усталости, возникшей после сильного стресса, — это же… это ведь должно быть просто невероятно больно… как после такого вообще можно хотеть еще детей?

— Это природой заложено, — мне и самой было сложно говорить. Я хотела спросить, любит ли он, но так боялась услышать ответ. Боялась услышать то, что мне не понравится.

Вместо лишних слов, Саша слега обнял меня, стараясь не причинять неудобства, и я смогла уснуть. Просто провалилась в тишину и покой, ощущая, как где-то снаружи колотится мое собственное сердце.

ЭПИЛОГ

Спустя три месяца.

— Надо отдать должное, ты очень похожа на своего отца… — Марианна оказалась точной копией Димы, что дико обижало, и вызывало ревность глубоко внутри. Своеобразное чувство собственничества не давало покоя, но я надеялась, что со временем это пройдет, да и дочка точно внешне изменится.

— Зато характером в папу пошла, — Саша сидел рядом и помогал менять подгузники. Отвлекая малышку погремушкой, он мог позволить мне беспрепятственно крутить Марианну как мне того хотелось, но самое главное — вызывал искренний смех девочки. — непоседа как я в детстве. Ты подожди. Она нам сейчас еще на пол свои дела сделает, тогда точно по моим стопам пойдет…

Саша изменился. За каких-то несколько месяцев он успокоился и стал… стал более взрослым. Не знаю, как правильно описать то, что я чувствую, но мужчина словно обрел нечто очень ценное и важное. Казалось бы — Преображенский и дети не совместимы, но оказывается, в этом правиле есть исключение.

Он не сразу прикоснулся к Марианне, просто ходил вокруг кроватки, смотрел на нее и с большим ужасом в глазах наблюдал за тем, как я спокойно беру ее на руки, причитал при этом, что ребенок кажется очень хрупким и действительно ли нормально вот так просто брать ее без всякой подготовки.

Игорь смотрел на нас как на идиотов, но всегда помогал и с большим удовольствием отвлекал дочку, когда мне нужно было срочно сделать домашние дела. Мальчик с большим удовольствием менял часы с Марианной на обучение живописи, стараясь загрузить все мое свободное время, мотивируя это тем, что пока ребенок не ползает и не ест краски, можно дышать спокойно и нагло пользоваться возможностью. Да я и не была против, как раз наоборот. Благодаря материнскому инстинкту, изменилось и отношение к Игорю — оно стало более теплым.

И все же мальчик такой взрослый, что меня это иногда пугает. Мы часто проводили с ним время, рисовали, я показывала различные штрихи, объясняла построение, конструкции, отношение светотени и прочие нюансы, которые понадобятся для поступления в институт. Марианна спала рядышком и судя по всему, наше бубнение вошло у нее в привычку и стало своего рода колыбельной.

Саша больше не задерживался на работе допоздна, всегда старался найти время для семьи и к великому счастью Игоря, стал относиться к нему более мягко и тепло. Маленький крохотный комочек счастья принес в жизнь каждого из нас нечто очень важное и ценное, но самое главное — сплотил всех вместе.

Ольга часто забегала к нам проведать дочку, постоянно дарила дорогие подарки и с трепетом наблюдала за тем, как ее родной сын держит ребенка на руках.

— Никогда бы не подумала, что увижу нечто подобное, — тихо прошептала женщина, смотря на то, как Саша корчит моську для Марьяши, — я уже решила, что он помрет в гордом одиночестве… Так… где там мой телефон? Это надо сфотографировать! Кстати, я так и не поняла, вы же свадьбу сыграете? Не за что не поверю, что после всего пережитого он не сделал предложения…

— Ну… — я замялась, — вообще-то предложила первая я…

— КАК? — Ольга ахнула, с надеждой посмотрела мне в глаза, искренне прося пояснения.