- Брёл наугад… а осень здесь холодная, зима лютая… Беглому жратвы нет… Ну перебивался там ягодами, грибами, - он усмехнулся, - от грибов однажды едва не загнулся… Ну да ничего… А потом шатун меня шибко помял, медведь, значит… Думал, подохну, выполз к реке, решил напоследок напиться водицы да и уснуть вечным сном. Ан нет! Тут меня тунгусы спасли… они и нарекли меня Сугаком, это вода по-ихнему, - пояснил он, криво усмехнувшись, - навеки с рекой связали. Вот шаман их мне руку и оттяпал – она чёрная была. Полгода я у них обретался, в себя приходил, мясо на костях отрастал. Ну а потом уж, когда этой штукой обзавёлся, вроде, как гак навесил, - он засмеялся, - Сугак – с гаком…

Вдруг послышался стук в дверь.

- Войди! – зычно разрешил атаман.

В двери вошёл невысокого роста инородец со скуластым плоским лицом, его седые волосы были гладко зачёсаны и заплетены в тугую косу, которая спускалась на спину. Одет человек был в нечто вроде мехового платья с капюшоном. ***

- Чего тебе? – спросил Сугак.

- Мужик его, - туземец указал на Анну, - совсем плохой…

- Это мой секретарь, - Анна с мольбой посмотрела на Ивана, - он ранен… Я должна быть с ним!

- Должна, так будешь, барышня, - успокоил атаман и сказал что-то туземцу на местном наречии.

- Холёсё, холёсё, Сугак, - кланяясь туземец стал отступать к дверям, - Талтуга всё сделат, но решат духи! – проговорил он и воздел руки к небу.

- О чём он? – спросила Анна, едва иноземец ушёл.

- Это Талтуга, тот самый тунгус, что спас меня, отрезав руку. Я сказал ему, чтобы он промыл и перевязал рану. Не тревожьтесь, Анна Лександровна! Ежели суждено, так будет здрав ваш секретарь… Ну а нет… Как тунгус сказал – дУхи решают…

- Иван, я умоляю вас! – Анна вцепилась в его здоровую руку, - Джон не может умереть! Он… так молод и он защищал меня…

- Анна Лександровна, Сугак слов на ветер не бросает! – атаман нахмурился. – Любишь его? – вдруг спросил он.

- Да, Бог с вами, Иван! – Анна встала со скамьи, заговорила быстро, словно торопилась убедить его в чём-то: - Джон из Америки, американский подданный, он мой секретарь… сопровождает меня до места ссылки моего мужа… Я ведь замужем за Сергеем Владимировичем.

- Вот, как значит, - он задумчиво покрутил ус, - И за что же угораздило барина? Неужто за декабрь?!

- Да, за декабрь…

- Ну, добре! А вы, значит, к нему отправились?

- Да…

- Вот же ж глупая! И не остановил вас никто?! – он взмахнул руками и хлопнул себя по коленям.

- Меня пыталась остановить Марья Фёдоровна, - печально улыбнулась Анна, - Но… иначе я не могу… Я люблю мужа и должна быть с ним!

- Ну, любовь… - протянул он и с усмешкой заметил: - Вы Анна Лександровна, извиняйте, конечно, но не верю я в эти бабьи стоны! Баба – кошка, кто приласкал, к тому и ластится…

Анна хотела что-то возразить, но он остановил её жестом и продолжал:

- Хотя… Кто вас разберёт? Я же вас давно приметил – вы странная и личико у вас… ну, ангел чистый! Вот бывает же краса такая неземная! – он пристально посмотрел ей в глаза, точно пытался рассмотреть в них что-то потаённое.

Потом вдруг с раздражением заметил:

- Запереть бы тебя, краса ненаглядная,осыпать золотом, в шелка обернуть, заласкать до полусмерти, да ведь не полюбишь атамана?! – усмехаясь, он сверкнул глазами, - Не пронзай очами, барышня! Вижу, что не полюбишь! А силой я любовь не беру! Полезай на печь, - вдруг распорядился он, - утром в баньке попаришься и пойдёшь к своему американцу. А покуда отоспись!

Он подсадил Анну на печь и, больше не сказав ни слова, вышел.

***