Меня передергивает, когда вспоминаю записку, вложенную в орхидеи. Зачем было отправлять мне цветы и делать двусмысленные намеки? Чтобы подразнить Чарли?

– Ты в порядке? – хмурится инспектор.

– Да, – натянуто улыбаюсь. – Переволновалась немного.

– В твоем положении хорошо бы поберечь себя, Рианна.

– Мое положение подтвердится только через неделю. А по поводу того, что случилось два года назад в Эдинбурге… Спасая девушку, которая передумала исполнять контракт, Чарли убил охранника. Это была самозащита.

Инспектор морщит лоб, глядя перед собой. Напевает простой мотив, а потом вздыхает:

– Надо же. Забавная штука – жизнь… Кстати, я уверен, что это Алистер сообщил местному сержанту о смерти Джессики Милборн. Он слету ответил тогда, а должен был секунды три осмысливать мой вопрос.

– Но зачем ему это?

– Обычный шаблон манипулятора. Хотел довести дело до безвыходного тупика для Чарли, чтобы потом красиво его спасти. К счастью, племянник ему ничем не обязан: убийца сознался, дело быстро прикроют.

На крыльцо выходит мама, одетая в легкое летнее платье. С прической, макияжем…

– Ты куда-то собралась? – удивляюсь.

– Нет, а что? – смущается она, поглядывая на инспектора. – Решила проверить, как вы тут. Принесу вам выпить.

Я делаю большие глаза, толкая носком мягкого сапога черный ботинок Доннавана, и инспектор вопросительно вскидывает брови.

– Главное не установить с ней зрительный контакт, – советую ему шепотом. – Если посмотрите ей в глаза, она решит, что вы влюбились. По словам мамы, у нее половина острова – поклонники. Не уверена, что они об этом знают.

– И твой отец не против? – не верит мне инспектор.

– Это больше не его проблемы. Родители разводятся.

– Вот как? – приосанивается Доннаван… и смотрит прямо в глаза моей маме, когда она возвращается с двумя бокалами.

– Убью. Убью обоих! – цежу, но инспектор отмахивается:

– Шла бы ты в дом, Рианна. Тебе нельзя нервничать, а тем более пить алкоголь.

– Почему ей нельзя? – растерянно спрашивает мама, протягивая мутно-красный коктейль Доннавану.

– У нее кортизол завышен, – с философской загадочностью отвечает инспектор, и мама поддерживает его:

– Это все из-за игры. Рианна из-за своих проектов скоро в психиатрическую лечебницу попадет.

– Звучит, как моя жизнь, – вздыхает Доннаван, а я подрываюсь со ступеньки, силясь высказать восторженную мысль:

– «Моя жизнь»!

– М-м?

– Я назову игру «Моя жизнь»! Разница в одно слово, но суть колоссально отличается!

На радостях бегу в дом, чтобы записать мысли, пока не растеряла, и слышу приглушенный голос мамы за спиной:

– Что я тебе говорю, Джеймс. Она с ума сойдет еще до конца этого года. Будет жевать свои волосы и рассказывать врачам о вселенной…

Я влетаю в комнату, притормаживая у стола, и открываю ноут. И вдруг сердце выпрыгивает из груди на пол – туда, где вибрирует смартфон на зарядке, издавая мелодию Cinema Bizzare, «Ты моя навязчивая идея».

«Да, мы творим тысячи ошибок,

Но по-иному не научишься жить…»

– Алло, – недоверчиво отвечаю, и несчастное сердце пробивает дыру в полу, чтобы сорваться в пропасть, когда слышу невероятный, будоражащий голос:

– Привет, Ри.

– Чарли…

– Как ты?

– Хорошо. Ты уже знаешь?

– Да.

От волнения не получается даже прядь за ухо заправить непослушными пальцами. Хочется сказать что-нибудь умное, но в голову приходят только сплетни, вроде: «Натали считает, что я беременна». Или: «Алистер прислал мне огромный букет орхидей». А может: «Инспектор Доннаван флиртует с моей мамой».

– Ри, мне нужно тебе кое-что сказать. Не знаю, с чего начать, если честно…