Ангельское личико - Лили Феррари (2000)

— Идите домой и спросите отца, — с горечью сказал он. — Спросите вашего отца про Моруцци. В Сохо все об этом знают. Перетти наконец заплатили деньги за охрану Моруцци, и с кафе «Империал» теперь все будет в порядке! Надеюсь, дело того стоило.

Побелев, Марионетта смотрела на него.

— Я вам не верю, — произнесла она решительно.

Микки пожал плечами и повернулся к стопке нот, делая вид, что роется в них.

— Это уж как хотите, — зло бросил он. — Но на вашем месте я сначала поговорил бы с отцом, прежде чем обращаться к кому-либо с такой невинной миной — просто святая, да и только.

— Вы не знаете моего отца, — парировала девушка. — Он никогда не станет связываться с этими людьми. Существует такое понятие, как честь.

Микки пожал плечами.

— Только не на Сицилии, — тихо заметил он.

Она встала, не зная, что делать дальше. С одной стороны, ей хотелось закатить Микки пощечину, но его слова смутили и шокировали ее. Она словно приросла к месту, неосознанно закрывая рукой щеку и глядя ему в затылок.

— Микки! — позвал от дверей Билл, хозяин клуба. — Тут еще одна жертва… послать ее к тебе?

— Конечно. — Микки поднял глаза, все еще избегая прямо смотреть на Марионетту. В дверях стояла блондинка в джинсах и клетчатой рубашке. — Привет, Вики, — сказал он, — иди сюда. Я был уверен, что ты объявишься.

Девушка прошла через комнату. Ее крошечные ножки в легких черных туфельках не издавали ни звука. Приблизившись, она улыбнулась Марионетте и поцеловала Энджела в щеку.

— Салютик, Микки, — произнесла она на явном кокни, — я слышала, у вас тут работенка объявилась. Хочешь, я сделаю у вас свой номер Пегги Ли?

Микки принялся просматривать ноты.

— Разумеется, все, что захочешь, — согласился он.

Девушка взглянула на Марионетту с извиняющейся улыбкой. Свежее умытое личико, совсем не соответствующее представлению Марионетты о певице в ночном клубе. Этот другой мир Сохо оказался весьма противоречивым и трудным для понимания.

— Простите, — начала девушка, — вы уже закончили?

— Да, я уже закончила, — холодно ответила Марионетта. Микки Энджел так и не посмотрел на нее. — Желаю вам удачи при прослушивании у этого идиота… этого… zotico![21] — Она вышла, стараясь по возможности соблюдать достоинство, но глаза застилали слезы. Спускаясь по истертым ступенькам, услышала за спиной треньканье пианино и мягкий глуховатый голос: «Я отправлюсь в путь скорее, чтобы успокоиться…»

Девушка выбежала на улицу в полном смятении, смахивая слезы с ресниц. Как посмел он с ней так разговаривать! Она уже привыкла к рассеянному привычному предубеждению англичан против итальянцев, к шуткам о Муссолини, уверенности, что итальянцы все сплошь ленивы, трусливы, грязны или еще хужено такое! Этот парень не только оскорбил сицилийцев, он оскорбил ее семью, Перетти! Марионетта осознала, что бежит тем же путем: мимо индусов, продолжающих прохлаждаться около перил, мимо бродячей собаки, все еще грызущей кость, брошенную ей с кухни Дженнаро, мимо греков на углу Дин-стрит, которые, правда, уже не спорили, а слезливо мирились, обняв друг друга за плечи.

Не замечая туристов, расхаживающих в рубашках с короткими рукавами, девушка пробралась сквозь толпу и влетела в кафе.

— Папа, папа! — позвала она, стараясь не разрыдаться. — Папа, я должна тебе что-то сказать!

Но за стойкой стоял лишь дед. Трясущейся рукой он нацеживал из титана чай, проливая его на стойку.

— Марионетта, grazie a Dio![22] Народу много, а мне с моим ревматизмом не справиться с бутербродами…

Взяв себя в руки и надев фартук, девушка присоединились к деду. Как всегда, кафе стояло на первом месте.

— Какие бутерброды? — мягко спросила она. Бедный дедушка, в его ли годы стоять здесь часами и обслуживать публику!

— Сыр и помидоры, сыр и соленые огурцы, пару датских пирожных и тарелку томатного супа на третий столик.

Она занялась делом.

— А где Марио? И папа?