– Ты начальник, уходи, ко мне сейчас моя женщина придет, поесть принесет и уберется тут, – начал выпроваживать меня мой, ставший особо ценным уже после первого оперативного контакта информатор. – И сюда больше не ходи.

– Хорошо, Юра, я к тебе Толика дня через три зашлю, он тебе скажет, где в следующий раз встретимся. Ты для меня теперь слишком дорог, чтобы я тобой рисковал. Считай, что я всерьез тебе задолжал за этого паскуду, – я ткнул пальцем в карточку бандита с залысинами. Ты выздоравливай, Юрий Николаевич! – и впервые, пусть не как равному, но уже как своему я протянул Чирку руку. Черняев приосанился и с достоинством ответил на рукопожатие.

С этого момента в моем сознании включился может быть самый главный, хоть и нигде не писаный оперский закон. Сам погибай, а рабочего агента, дающего реальную информацию, не сдавай ни при каких обстоятельствах. Никогда и никому! Ни жуликам из его криминального окружения, ни своим коллегам ментам.

– А кто она, эта твоя женщина, Юра? – напоследок по инерции, вставая со стула, поинтересовался я.

– Технолог она на комбинате, – неохотно ответил Черняев. – В институте учились мы с ней вместе, – удивил меня мой ценный информатор.

Видимо, все же что-то недоверчиво-недоумённое промелькнуло на моем лице и Чирок самодовольно ощерился. И попытался лёжа расправить плечи.

– Я, между прочим, инженер-технолог, факультет пищевых технологий и оборудования в нашем политехе заканчивал. И на комбинате потом шесть лет старшим технологом цеха работал. По распределению. Пока не сел, – неохотно продолжил он и улыбка на его опухшем лице опять погасла.

Глава 9

Вчера я закрыл больничный и вот сегодня вышел на работу. Вова, проявив сочувствие к моей временно утраченной памяти, как мог, подробнейшим образом накачивал меня информацией о служивых буднях Советского РОВД. Я его долго пытал касательно всех мелочей и нюансов, а он терпеливо и очень добросовестно просвещал меня относительно коллектива, моего в нем места и сложившихся взаимоотношений с сотрудниками.

Ровно в 9-00 вместе со всеми участковыми инспекторами первой смены я зашел в кабинет майора Тарасова. За глаза зама по службе райотдельцы звали Слоником. Это прозвище майор принес с собой из областного УВД, где он также как и Локтионов тащил службу старшим опером в управлении уголовного розыска. По крутой и скользкой карьерной лестнице в УУР они шли ноздря в ноздрю, но Локтионов не ко времени опрометчиво разметал свой семейный очаг. И сделал это без изящества, не сумев убедить бывшую супругу в целесообразности разрыва брачных отношений. И теперь его отставная благоверная взялась люто ему мстить, заваливая политчасть УВД пасквилями. А парторгов и замполитов медом не корми, только дай в чужом белье покопаться и ячейку советского общества позащищать. Этим говорливым дармоедам пофиг, что майор милиции Локтионов один из лучших оперов областного «угла» и, что люди иногда расходятся. В общем, схарчили розовощекие ленинцы милицейского майора к великой радости новоявленной разведенки и ее мамы.

И вот опять они вместе, оба в Советском РОВД. Только один заместителем начальника, а второй старшим участковым инспектором и в подчинении у первого. Видимо от досады на такой замысловатый кульбит судьбы Локтионов однажды не удержался и, утратив бдительность, невзначай проговорился личному составу про кликуху Тарасова. Теперь их взаимная неприязнь иногда рикошетом прилетает и непосредственным подчиненным Локтионова. То есть, мне и Нагаеву. В виде не всегда заслуженных порицаний. Все это мне поведал мой друг и напарник Вова.

Почему Слон, я понял, увидев майора. Нет, нос у него был нормальный и на хобот не походил. Но вытянутое продолговатое лицо и покатый лоб с залысиной до затылка, полностью оправдывали его погремуху. Плюс, рост под метр девяносто.