Шесть месяцев назад мне пришлось побывать внутри завода. Мы тогда искали дешевые помещения под склад где-нибудь недалеко от нашего завода. Это вообще-то не входило в мои прямые обязанности, но я и еще несколько человек приехали сюда посмотреть, что к чему. (Когда я только приехал сюда, я еще был наивным мечтателем и надеялся, что нам когда-нибудь могут понадобиться помещения для увеличения производственных площадей. Теперь над этим остается только посмеяться.) Что меня тогда поразило – это тишина. Полное безмолвие. Каждый шаг отдавался эхом. Было как-то не по себе. Все станки были вывезены. Это было просто огромное пустое пространство.

Проезжая сейчас мимо, я не могу отделаться от мысли о том, что то же самое через три месяца станет и с нами. Мне от этой мысли становится тошно.

Я не могу смотреть на все это. С середины семидесятых город теряет крупных работодателей, в среднем одного в год. Они или полностью сворачиваются, или перебираются куда-нибудь в другое место. И кажется, конца этому не будет. А теперь может наступить наш черед.

Когда я вернулся сюда директором завода, «Бэрингтон Геральд» напечатала обо мне статью. Ничего в этом особенного, знаю. Но на какое-то время я превратился в небольшую знаменитость. Местный парнишка, достигший высот. Эдакая школьная мечта, воплотившаяся в жизнь. Мне не хочется думать, что, когда мое имя опять появится в газете, это будет статья о закрытии завода. Я начинаю чувствовать себя предателем.

Когда я возвращаюсь на завод, Донован напоминает нервничающую гориллу. Со всей этой беготней он сегодня, кажется, даже похудел. Идя по проходу к NCX-10, я наблюдаю, как Донован сначала переминается с ноги на ногу, затем начинает расхаживать туда-сюда, через несколько секунд останавливается, внезапно несется через проход к кому-то, что-то говорит и тут же срывается куда-то в другое место, чтобы что-то проверить. Пытаясь окликнуть его, я резко свищу, засунув два пальца в рот, но он не слышит. Мне приходится нестись за ним через два участка, пока я, сделав круг, наконец, не догоняю его, опять у NCX-10. Он, кажется, удивлен, что видит меня здесь.

– Успеем или нет? – спрашиваю я.

– Пытаемся, – отвечает он.

– Да, но вообще это возможно?

– Делаем все, что можем.

– Боб, мы отправим сегодня заказ или нет?

– Может быть.

Я отворачиваюсь и остаюсь стоять там, глядя на NCX-10. Там есть на что посмотреть. Это довольно громоздкий станок и самый дорогой из всех станков с ЧПУ, которые у нас есть. Он покрашен в глянцевитый бледно-лиловый цвет. (Не спрашивайте у меня почему). С одной стороны у него контрольная панель с красными, зелеными и янтарно-желтыми лампочками, блестящими тумблерами, угольно-черной клавиатурой, кассетными накопителями и компьютерным дисплеем. Он выглядит довольно сексуально. И все это сосредоточено на обработке металла в глубине станка, где тиски цепко держат полоску стали. Слой за слоем резец снимает металлическую стружку, и она тут же смывается непрерывным потоком смазочного материала бирюзового цвета. По крайней мере, этот чертов станок опять работает.

Сегодня нам повезло. Повреждение было не настолько серьезным, как мы думали сначала. И все-таки была уже половина пятого, когда техник по обслуживанию начал собирать свои инструменты. К этому времени уже началась вторая смена.

Весь сборочный цех был оставлен на сверхурочную работу, несмотря на то, что это идет вразрез с нынешней политикой подразделения. Понятия не имею, куда мы будем прятать затраты, но этот заказ должен уйти сегодня. Сам Джонни Джонс, наш директор по маркетингу, звонил мне сегодня четыре раза. Ему тоже досталось от Пича, от его собственных работников отдела продаж и от клиента. Мы безвариантно должны отправить сегодня этот заказ.