Двое из ларца - Владимир Болучевский (2007)

– Пошли, – решительно сказал Гурский. – Только очень быстро.

Перепрыгивая через ступеньки, они скатились по лестнице вниз, в считанные секунды оказавшись на крыльце служебного входа.

– Сто пятьдесят, – задыхаясь произнес Дмитрий. – Изначально предполагалось сто. Но теперь – сто пятьдесят как минимум. А может, и больше. Пьяные не умирают, их Господь бережет.

– Разумно.

– Да! – Дима застегивал на ходу куртку. – Тебя тут парень один вчера искал.

– Что за парень?-насторожился Гурский.

– Да понимаешь… – переходя через дорогу, Дмитрий на минуту замолчал, подыскивая слова.– Как-то все очень… ну… как-то с ним…

– Что такое?

– Вчера холодно было, народу меньше гораздо, я его поэтому сразу и приметил:

здоровый такой, сумка через плечо и рожа злобная.

В меховой куртке, кожаной.

– Да, в коричневой. Ты его знаешь? «Вот она, беда. Приехала…» – подумал Гурский.

– Ну и?..

– Подходит он ко мне и говорит: «А почему это у Сталина трубка ненастоящая?» Я ему объясняю – это муляж, так и должно быть, что же вы хотите, чтобы и ордена, и бриллианты настоящие были? А он на меня смотрит, как на врага народа, и говорит, что, мол, «брюлики» – другое дело, а трубка, «чисто конкретно», настоящая должна быть. Он знает. Поменяли? Кто? Зачем? И, ты знаешь, мне даже не по себе стало, смотрит прямо в глаза, такое впечатление – сейчас бить будет. А потом расслабился так немного и уже другим совсем тоном спрашивает:

«А приятель мой, высокий такой, в яркой куртке, к вам не заглядывал?» Мы, дескать, с ним разминулись, а у него все наши бумаги. Ну, Марь Петровна, кассир наша, ему и сказала, что, мол, вчера заходил. А я еще брякнул, что ты заглянуть обещал, попрощаться, но пока не заходил. Он зубы так стиснул и ушел. Я только потом подумал, что зря брякнул. Не похожи вы с ним на приятелей.

– Почему?

– Рожа у него бандитская. Такой, знаешь, из «быков». Ты меня извини, конечно, у тебя свои дела, но… лучше бы тебе с ним не встречаться.

«Это-то понятно,– думал Гурский.– Но и прятаться здесь негде. Да и аэропорт крохотный, не разминешься. А если опять в Красноярске керосину не будет и куковать там сутки, а то и больше, он меня точно где-нибудь в сортире выпасет и грохнет, теперь уж точно. Он же понял, что трубка у меня, а „гипс снять“ проще всего с бесчувственного тела, „с трупа“ наконец. Ему же небось без нее возвращаться не велено. Начальство у него строгое. Он и так в поезде лоханулся, да и в Хабаровске на целые сутки отстал. Злой. Добром не отвяжется».

– Погоди-ка, – сказал он Диме, остановившись возле одного из маленьких магазинчиков, которые сплошной стеной окружали рынок. – Давай зайдем.

– И, ты знаешь, – продолжал тот задумчиво, входя вслед за Гурским в магазин, – мне почему-то кажется, что трубка у Сталина в самом деле настоящая была… Его, правда, Лева монтировал, я не приглядывался, у нас всегда на монтаже запарка, не до того. Но я же потом смотрителей подменял, поглядывал. С ним да с Лениным народ фотографироваться любит. И вот такое смутное у меня ощущение, что вроде другая у него сейчас трубка в руке. Мистика…

– Не бери в голову. – Адашев подошел к прилавку, где были разложены коробки с сигарами, табаки, мундштуки и трубки.

– Во! – Дима ткнул пальцем в одну из трубок. – Вот такая вроде была. Только чуть побольше и не такая новая.

– А я вот давно хотел купить, но как-то все… Вот эту и покажите, – попросил Гурский продавщицу.Она подала трубку. Адашев покрутил ее в руках, вынул мундштук из чубука, вставил обратно.

– Дорогая, – уважительно сказал Дмитрий.

– Настоящая потому что, – пожал плечами Гурский. – Так и должно быть.

– Берете? – спросила продавщица.

– Да, – Гурский достал деньги. – И табачок, пожалуйста, вот этот. «Клана» у вас нет? Ну, что делать… Давайте «Амфору», только вот эту, покрепче.