– Само собой, – тетя не сомневается. – Моя жизнь – осознанный выбор. Я благодарна за каждый ее день, – уверенно подытоживает тетя, вызывая недоверчивый взгляд Сааны. Вот так просто? Взять и сказать кому-то, что ты счастлива?

– Наверное, мне сложно понять, к чему стоит стремиться. Сейчас слишком много возможностей, они парализуют меня, как буриданова осла, понимаешь? – объясняет Саана, краем глаза наблюдая за двумя местными старушенциями, буквально источающими флюиды любопытства.

– Какие твои годы, – задорно восклицает тетя, поднимая кружку. – Поприветствуем это лето! Оно прекрасно уже потому, что здесь моя любимая племянница.

Саана согласно кивает и проникается к тете еще большей теплотой. Уж если и есть за что благодарить жизнь, то однозначно за Инкери.

– А что насчет той девушки, что умерла в реке? – спрашивает Саана после короткого молчания: обе на минутку задумались.

– Вот уж действительно печальная история, – отвечает тетя. – Ты тогда совсем кроха была, так что дело давнее.

– Что случилось?

– Подожди-ка, схожу сначала за добавкой, – говорит тетя и удаляется к барной стойке.

– Тридцать лет уже прошло. Тело Хелены выловили из Тайнионвирты, неподалеку от подвесного моста, – рассказывает тетя по возвращении с двумя полными кружками.

– Что именно тогда произошло? – продолжает расспрашивать Саана, но тетя лишь пожимает плечами и отпивает немного коктейля. – И калла. Кто-то же регулярно приносит ее к речному порогу, – размышляет Саана. – Красивый жест, – в задумчивости произносит она и делает несколько глотков кряду.

– Этот случай теперь в подкорке у каждого хартольца, – произносит тетя и гневно зыркает на любопытных старушенций, греющих свой наблюдательный пост в углу бара. – Племянница моя, – громко сообщает им тетя, указывая пальцем на Саану. Старушки сразу тушуются, отворачиваются и прикидываются мебелью.

– Внезапную смерть такой девчушки невозможно забыть, – говорит тетя.

– Что тогда случилось-то? – в который раз интересуется Саана. Напиток уже не кажется таким вкусным: внимание поглощено историей.

– Не знаю, полиция так ничего и не нашла. Дескать, улик недостаточно. Оно и понятно: Хелену нашли в речном пороге – ясное дело, тут либо несчастный случай, либо самоубийство. Вот как рассуждала полиция. Хотя по деревне всякие слухи ходили.

– Какие слухи? – Саана ловит себя на том, что губами проговаривает каждое тетино предложение.

– Ну а какие тут могут быть. Мол, не могла Хелена себя убить, не такая была и несчастной не выглядела. Хелена, наоборот, по жизни всех заражала радостью. И вдруг – такое. Что-то во всем этом было нечисто.

Глаза Сааны постепенно округляются.

– Но нельзя забывать, что деревушки типа нашей всегда полны пересудов, – шепчет тетя, кивая на столик со старушенциями. – Вон те две, например. Одна у них забота – остальным косточки перемывать, будто у самих в жизни ничего не происходит. И, знаешь, их можно понять. Тут ведь тишь да гладь. Той Хартолы-то – деревушка! Хотя нет, подожди, королевская община – руководство решило, что этому месту надобно зваться так, – важно произносит тетя. Саана еще долго обдумывает ее слова.

Следующим утром, в канун Юханнуса, Саана подскакивает ни свет ни заря – впервые за все время в Хартоле. Мысли о мертвой девушке не выходят из головы. Несмотря на короткий и беспокойный сон, Саана бодро шагает на кухню, где обнаруживает тетю, увлеченно читающую газету с чашечкой чая в руке.

– Я тут подумала… а что, если покопаться в этом деле? Заняться смертью девушки, – говорит Саана, поочередно открывая шкафчики в поисках кофе и фильтров.

Тетя отрывает взгляд от газеты и улыбается. Саана вышла наконец из своей спячки – какое облегчение.

– О, ты выписываешь «Хесари»[11]? – удивляется Саана, различая в руках у тети знакомый шрифт.

– Крестьяне должны быть в курсе господских дел, – смеется тетя. – Кофе – вторая дверца справа.