– Наверное, – с неохотой согласился мой друг. – Я не представляю, как тебе удается находить с ним общий язык.

– Ты знаешь, все не так плохо, как может показаться, – отозвался я, осознавая, что понемногу начал привыкать к крайне противоречивому характеру Агапита.

Я ощупал свое нещадно нывшее плечо, которым при падении с подстреленной туркоманами лошади умудрился удариться о ствол старого и толстого бука. Мои кости были целы, и, судя по всему, я даже ничего себе не вывихнул и не растянул. Безжалостно болел только огромный синяк, что с молниеносной скоростью захватывал мою правую руку. Разодранные в кровь локти и колени за значительную травму я уже не считал.

В остальном мы все, за исключением друнгария Леонида, отделались довольно легко. А вот опытный воин оказался ранен, причем узнали мы об этом, лишь расположившись на ночевку. Выяснилось, что ранение в руку друнгарий получил этим утром, когда вместе с отрядом прикрывал наш с Агапитом побег из лагеря Авшара. Тогда рана показалась Леониду незначительной, однако теперь рука мужчины распухла и почти перестала двигаться.

И вновь Агапит проявил свой новый неожиданный талант. Он внимательно осмотрел руку друнгария, а затем обработал рану каким-то снадобьем, которое уже привычным манером извлек из потайного места в своей тунике. После этого сын Никиты Схолария плотно перевязал руку Леонида лоскутом, беспощадно оторванным от собственной туники.

В очередной раз я отметил, что Агапит был невероятно хорошо подготовлен к нашей поездке и ко всем неприятностям, которые могли произойти с нами в дороге. Неожиданно ко мне пришло осознание того, что секретные и опасные поручения своего отца он выполнял не впервые и потому точно знал, что и когда ему следовало предпринять.

– Тебе нужен лекарь, Леонид, – с тревогой произнес Агапит. – Иначе ты рискуешь остаться без руки.

– Рана не так плоха. Я уверен, что дотяну до Трапезунда, – упорно настаивал на своем друнгарий.

– Завтра мы будем в Триполи и найдем тебе лекаря, а пока терпи, солдат, и молись Господу.

После недолгих пререканий мы, несмотря на риск быть обнаруженными тюрками, все же решили развести небольшой костер. Я достал сумку с припасами, что достались мне от фермера Трифона. Ничего особенного в сумке не обнаружилось: всего пара черствых буханок хлеба, несвежее мясо и бутылка вина, что удивительным образом не разбилась в результате всех моих сегодняшних полетов и прочих неожиданностей.

Скудная еда вызвала невероятный восторг у всех моих сотоварищей, потому как съестного у них при себе не обнаружилось вовсе. Подсев поближе к пламени костра и немного утолив голод, мы принялись обсуждать произошедшее в лагере Авшара.

Свой рассказ начал друнгарий Леонид:

– Мы подготовились. Перед самым рассветом я приказал по-тихому оседлать несколько лошадей. Если чепни и видели это, то никак не отреагировали. Забегали они лишь с первыми звуками трубы. Тогда-то мы и поняли, что побег Агапита и Филата удался. Я отправил Демира вместе с лошадьми пробираться к вам за холм, а мы рассредоточились по лесу, чтобы принять бой и воспрепятствовать врагу переправиться через реку. Однако надолго задержать тюрок в лесу нам не удалось. Один из них оказался настолько проворным, что сумел зацепить меня мечом, – с неудовольствием глянув на свою раненую руку, поморщился друнгарий Леонид.

– Я сожалею, командир, что не сумел выполнить приказ. Лучники подстрелили лошадей, и мне не удалось привести их в условное место, – проговорил Демир, и я видел, как глубоко он переживает свою неудачу.

– Твое задание было не из простых, – поддержал моего друга Леонид. – Никто из нас не застрахован от меткого выстрела из лука.

– А что произошло дальше? Как тебе, друнгарий, удалось отыскать нас в буковом лесу? – не терпелось разузнать мне.