Затерянные в Эльдорадо - Светлана Нарватова

Незадолго до полудня следующего дня Апони отправили переодеваться в нарядное покрывало и велели надеть украшения. К своему удивлению, многих у себя в сундучке она не обнаружила. Зато заметила свой браслет на предплечье Литоньи. Как ответила на ее вопрос Вэнона, это за то, что Апони нитки испортила. За это она отдала браслет и еще одно ожерелье. А большое ожерелье – подарок Апони тете Вэноне. За то, что ее гостеприимно приняли в новом доме. Апони не помнила, чтобы его дарила. И гостеприимства не помнила. Наверное, с памятью у нее плохо совсем стало.

Тут в женскую хижину заглянул средний сын второй жены дяди Сеуоти и велел Апони выходить.

Они шли к храму.

Апони поняла это не сразу. Но чем дальше они отходили от поселка, тем однозначней становился путь. Апони помнила слова тети Вэноны про ступени и пугалась. Впрочем, скоро они догнали Вичаше, которого несли на носилках шестеро рабов, и Апони испугалась еще сильнее. Она поняла, зачем они идут. Легковерный Шиай решил, что дядя просто торгуется. А он не торговался. Он уже давно принял решение отдать Апони Вичаше. А от Шиайя он хотел дармовых даров. А теперь нужно было успеть спровадить Апони замуж раньше, чем он придет с третьей порцией подарков. На самом деле, он мог бы принять новые подарки и отказать в третий раз. Но, наверное, не хотел ссориться с ювелирами. Дядя был трусоват.

Апони пыталась отсрочить неизбежное, но понимала, что всё тщетно. Еще четверо рабов несли жертвы храму: молодых собачек, новые покрывала, блестящие тунхи, вроде тех, что делал Шиай. Или те, что делал Шиай. Сейчас ее отдадут младшей женой толстому Вичаше. Единственное, что осталось до момента крушения всех ее надежд – благословение жреца.

Но разве может он отказать за такие жертвы?

Они подошли к храму. Мальчик-послушник убежал в хижину за Матхотопом.

Жрец не выходил.

Апони стояла, сжимая колени, потому что выпила слишком много воды перед уходом. Суа стал спускаться на своей колеснице к горам, а Матхотоп всё не выходил. Апони уже была готова даже добровольно пойти в жены к Вичаще, лишь бы ее отпустили в ближайшие кустики.

Наконец старший жрец вышел. Высокий, красивый. Суровый – жуть. Нарядный. В раскраске, как на праздник.

Поскорее бы уже.

Младшие по статусу жрецы вынесли большую чашу на треноге и нож.

Матхотоп запел песнь Суа своим красивым голосом, что звенел от золота. Так проникновенно, что у Апони сжалось в груди, и она даже забыла, что хотела в кустики. Затем Матхотоп взял за шкирку откормленную собачку и одним движением перерезал ей глотку. Фонтан крови окропил лицо недовольного Вичаше.

А на небо, словно ниоткуда, стали набегать облака и складываться в темную тучу. Туча росла, росла, ветер задирал покрывала, показывая мужчинам-свидетелям упругую попу Апони и столь же упругий орган Вичаше. Похоже, отсидеться на полях замужем за Вичаше ей не удастся.

Торжественный Матхотоп смотрел, как прячется в тучах солнце, а землю окутывает сумрак.

– Боги не принимают этот брак, – сказал он громко и неожиданно.

– Как это не принимают? – испугался дядя Сеуоти, которому предстояло вернуть жениху подарки за невесту.

Можно и не возвращать, конечно. Апони буквально увидела, как эта мысль мекнула на хитром лице дяди.

Но Вичаше – не тот человек, с которым стоит ссориться, прочитала Апони на лице у казначея.

– А, может, как-то можно сделать так, чтобы Суа дал согласие на этот брак? – толстый Вичаше, привыкший командовать, снял золотой чеканный нагрудник и протянул его жрецу. – Думаю, Суа останется доволен, – гораздо тише произнес, почти прошептал, казначей.

На лице его отразился испуг.

На Матхотопа и раньше-то было страшно смотреть. Но теперь его глаза полыхали огнем. Он со всей дури ударил посохом по земле.

И небо ответило ему громом и молнией.

Вичаше скукожился.

Матхотоп, напротив, расправил плечи.