Собаки давно сбежали с узкой тропинки и теперь, опустив носы к земле, скользили, как ручейки патоки, среди поблескивающих зарослей ежевики по обочинам. Похоже, псы радуются больше ее самой, что дождь закончился и они наконец-то свободны. Как ни удивительно, Сэди нравилось, когда эти двое рядом. Сперва она не хотела брать их с собой, но Берти, ее дед, и так встревоженный ее неожиданным появлением – «С каких это пор ты ездишь в отпуск?» – привычно заупрямился. «Этот лес местами очень густой, и ты его не знаешь. Заблудишься как нечего делать». Когда дед пообещал уговорить кого-нибудь из местных парней составить ей компанию, сопровождая угрозу взглядом, в котором читалось, что вот-вот начнутся нежелательные расспросы, Сэди поспешно согласилась взять с собой на пробежку собак.

Сэди всегда бегала в одиночку – еще задолго до того, как дело Бейли развалилось и вся ее жизнь в Лондоне пошла прахом. Сэди считала, что лучше бегать одной. Некоторые люди бегают ради физической нагрузки, другие – ради удовольствия; Сэди бегала так, словно спасалась от смерти. Слова ее бывшего. Он произнес их обвиняющим тоном, согнувшись пополам посреди парка Хэмпстед-Хит и хватая ртом воздух. Сэди только пожала плечами, не понимая, почему это плохо, и вдруг почти без сожаления осознала, что у них ничего не выйдет.

Порыв ветра качнул ветви, брызнув последними каплями дождя в лицо. Она тряхнула головой, однако бег не замедлила. По бокам тропы стали появляться побеги шиповника, рабы привычки, которые каждый год прорастают сквозь папоротник и валежник. Хорошо. Подобные мелочи доказывают, что в мире есть место добру и красоте, как утверждается в стихах и банальных сентенциях. Сэди подумала, что с ее работой об этом часто забываешь.

На выходных лондонские газеты все еще писали о деле Бейли. Сэди случайно увидела заметку через плечо одного из посетителей в кафе «Гавань», куда они с Берти зашли позавтракать. Вернее, завтракала Сэди, а Берти пил что-то вроде густого зеленого коктейля, который пах травой. Маленькая заметка, всего одна колонка на пятой полосе, но имя Мэгги Бейли как магнитом привлекло взгляд Сэди, и она, замолчав на полуслове, жадно прочитала статью. Ничего нового, значит ничего не изменилось. А почему, собственно, что-то должно было измениться? Дело закрыто. Дерек Мэйтленд подвел черту. Неудивительно, что он до сих пор держится за эту историю, как собака за кость, вполне в его духе. Может, отчасти поэтому Сэди его и выбрала?

Из-за купы деревьев выскочил Эш, метнулся наперерез Сэди, хлопая ушами и улыбаясь во всю слюнявую пасть. Сэди отпрянула и, стиснув кулаки, побежала дальше. Она не должна читать газеты. Предполагается, что она взяла передышку, будет приходить в себя и ждать, пока в Лондоне все не уляжется. Дональд посоветовал. Он пытался защитить ее, не хотел, чтобы Сэди ткнули носом в ее собственную глупость. Мило, конечно, но, честно говоря, слишком поздно.

Одно время об этом деле писали все газеты и сообщали в новостях по телевизору. Даже спустя несколько недель поток не иссяк, наоборот, увеличился. Некоторые статьи просто цитировали отдельные комментарии Сэди, зато другие радостно сообщали о внутренних разногласиях среди сотрудников лондонской полиции, намекая на сокрытие фактов. Неудивительно, что Эшфорд разозлился. Суперинтендант никогда не упускал случая выразить свои взгляды на лояльность. Подтянув повыше брюки, все в пятнах от еды, он, брызгая слюной, распекал собравшихся полицейских: «Хуже стукачей ничего нет, слышите? Если чем-то недовольны, не болтайте с посторонними! Больше всего репутации полицейского управления вредят доносчики!» Особого упоминания удостаивались самые мерзкие из посторонних – журналисты. Подбородок Эшфорда дрожал от ненависти: «Кровопийцы, вот кто они все!»