Проводив взглядом адмирала, который вежливо увел французского генерал-губернатора со свитой в свой салон, полковник, галантно оттопырив локоть, предложил даме ручку. И они пошли к трапу, под которым уже готовился тронуться в путь разъездной катер. По странному совпадению, вместе с ними на берег съехало несколько молодых и крепких офицеров морской пехоты и спецназа ГРУ. Действительно, им надо было оглядеться в этом ключевом порту Мадагаскара – так почему бы при этом не совместить полезное с приятным. Впрочем, у них будет еще как минимум три дня, пока корабли эскадры будут получать с берега свежее продовольствие и грузиться углем. Три дня, и ни днем больше – соединение адмирала Ларионова как можно скорее должно было попасть в европейские воды, чтобы стать козырным тузом в большой политической игре.

2 июня (20 мая) 1904 года. Нью-Йорк. Ресторан «Delmonicos» на Саут Вильям Стрит

Бывший председатель Комитета министров Российской империи Сергей Юльевич Витте

Я пришел в этот знаменитый ресторан не только для того, чтобы просто приятно провести время. Именно здесь я должен был встретиться с тем самым человеком, которого рекомендовал мне Джейкоб Шифф некоторое время тому назад. Я знал, что однажды в Вене мой будущий визави даже играл в шахматы с самим Альбертом Ротшильдом. Я сам в шахматы не играю, а потому господину Троцкому придется говорить со мной не на столь возвышенные темы. Впрочем, как я наслышан, этот молодой человек просто обожает говорить, причем очень много и красиво.

Вход в ресторан «Делмоникос» украшали мраморные колонны, которые, по некоторым сведениям, его владельцы стащили прямо из античных Помпей. Швейцар, оценивающе окинув взглядом мой фрак, услужливо согнулся в поклоне и распахнул массивную дубовую дверь. Войдя, я не спеша осмотрелся. Интерьеры этого храма чревоугодия напомнили мне шикарные парижские рестораны. На стенах висели картины, а уютные столики освещались изящными настольными лампами. В общем, обстановка была вполне уютной и располагающей к откровенной беседе.

А вот и он, будущий российский Мирабо (или Робеспьер). Вошедший господин-товарищ Троцкий выглядел весьма импозантно – невысокий, худой, с ярко горящими глазами, большим чувственным ртом и густой шапкой черных кучерявых волос. Своим богемным видом он чем-то напоминал мне всклокоченную ворону.

Поздоровавшись со мной, господин Троцкий сел за стол и, небрежно отодвинув в сторону услужливо поданное официантом меню, сразу же повел речь о том, как он намеревается разжечь во всем мире великую социальную революцию.

– Я называю это перманентной революцией, – вдохновенно вещал он, – российский пролетариат, оказавшись у власти, хотя бы лишь вследствие временной конъюнктуры нашей буржуазной революции, встретит организованную вражду со стороны мировой реакции и готовность к поддержке со стороны мирового пролетариата. Предоставленный своим собственным силам, рабочий класс России будет неизбежно раздавлен контрреволюцией в тот момент, когда крестьянство отвернется от него. Ему ничего другого не останется, как связать судьбу своего политического господства и, следовательно, судьбу всей российской революции с судьбой социалистической революции в Европе. Поймите, – говорил он мне, – всемирный процесс капиталистического развития неизбежно приведет к политическим потрясениям в России. Это, в свою очередь, окажет воздействие на политическое развитие всех капиталистических стран. Русская революция потрясет буржуазный мир… А русский пролетариат может сыграть роль авангарда социальной революции.

Поначалу я насторожился, услышав разглагольствования Троцкого, но потом понял, что передо мной политический прожектер, впрочем, не бесталанный, а потому – именно тот, кто нам нужен. Он хорош для разрушения, для устройства смуты – то есть того, что он называет «политическими потрясениями». Так что со стоящей перед ним задачей – устройством так любимых им «великих потрясений» – он прекрасно справится.