– С… спа… аси… – кровь потекла из его рта, когда он попытался что-то сказать. Но не сумел произнести всех слов, что хотел, и умер с распахнутыми глазами.

Я же тем временем из последних сил спрятал амулет за пазуху, все время ощущая темную мощь, что от него исходила. Закрыл глаза и увидел коридор света, который, казалось, распахнулся прямо перед моими зеницами. Мне сделалось легко, боль потихоньку отступала, я знал, что теряю сознание и умираю.

Но именно тогда я услыхал топот ног на тропе и мужские голоса – а среди них мощный, убеждающий голос Илоны Лойбе:

– Осторожно поднимайте, он истекает кровью… Это богатый господин, заплатит золотом, если его спасете…

* * *

Монастырь Амшилас стоял на лесистом склоне, что возносился над излучиной реки. Это было красивое место, и монахи, пожелай они, могли б из оконец своих келий видеть закатное солнце над голубой водой. Но монахи из Амшиласа – смиренные слуги Святого Официума – жили в монастыре не для того, чтобы упиваться чувством прекрасного. В поте лица своего, в ежедневном служении и с беспримерной любовью они выслушивали грехи самых закоренелых и опаснейших грешников – блудных инквизиторов, колдунов и ведьм. И сюда же попадали не только еретики и богохульники, но и проклятые книги. Именно в эти стены стекалось темное знание, чтобы его тайны перестали быть загадками для слуг Божьих. Каждый молодой инквизитор в конце своего обучения в Академии имел право проведать монастырскую библиотеку и собственными глазами узреть неизмеримую силу зла, что была заперта в стенах Амшиласа. Тома, начертанные кровью, книги, оправленные в человеческую кожу и украшенные людскими костьми, волюмины, писанные на древних, уже почти никому не известных языках стояли на полках, корешок к корешку, ряд за рядом, стеллаж у стеллажа. Порой – древнее Христовой науки, вышедшие из веков, когда владычествовал непроглядный мрак, а истина единой и святой веры еще не была явлена миру.

И никто из нас не знал наверняка, что скрывают подземелья монастыря Амшилас. Об этом не говорили. Да об этом и думать не следовало. Достаточно и того, что заблудшие души делятся здесь своим темным знанием, находят успокоение, исповедуясь в грехах и получая милость безграничного страдания. Так, чтобы очистившись болью, они могли найти дорогу к престолу Господа.

Амшилас окружают мощные стены, но на них нет лучников, а стража не патрулирует околицы. Святое прибежище хранимо силой веры – столь могущественной, что мы знаем: никто и никогда не отважится переступить порог монастыря без дозволения его обитателей.

Я громко постучал в ворота. Так громко, что у меня заболели не зажившие до конца раны. Поэтому я коротко зашипел.

– Кто-о-о там? – спросил старческий, но все еще сильный голос.

– Мордимер Маддердин, инквизитор Его Преосвященства епископа Хез-хезрона, покорно прошу выслушать меня, – прокричал я, а ветер, веющий с реки, унес мои слова.

– Чего ты хочешь, инквизитор?

Объясняться с кем-то, кого ты даже не видишь (и кто наверняка не столь уж и важная птица, раз выслали его к воротам), показалось мне несколько унизительным. Но монастырь наверняка не был тем местом, где просящему внимания инквизитору стоило начинать споры о своей значимости.

– Хотел бы воспользоваться знаниями братьев-библиотекарей, – ответил я громко.

– Не ори так, инквизитор, у меня хороший слух, – проскрипел привратник недовольным тоном. – Приходи завтра, а лучше – еще когда-нибудь.

– С твоего позволения, отче, – сказал я, – это срочное дело и весьма притом важное.

Он рассмеялся сухим, неприятным смехом, что быстро перешел в хриплый кашель. Отхаркнул и несколько раз сплюнул.

Я спокойно ждал.

– Срочные дела, – буркнул он наконец. – У всех вас срочные дела… Приходи завтра.

– Боюсь, это не может ждать, – ответил я, стараясь придать голосу решительности.