Чернобородый потерял топор, но тотчас выхватил из ножен меч. Двинулся к Йоханну, который, упершись в стену, поводил перед собой серпом. А внутрь уже вскакивал Лойбе и второй его товарищ – лысый, словно колено, крепыш с исчерканной шрамами мордой. Его я узнал: это был один из бойцов тонгов. Значит, купец меня обманул, говоря, что отказался от их помощи…

Лойбе швырнул крупный – с кулак – камень и попал Швиммеру в лоб. Йоханн с глупым выражением лица упал на колени и оперся на серп. Лойбе оттолкнул замахнувшегося чернобородого и прыгнул к актерскому помощнику. Повалил на землю и, выхватив из-за пояса нож, несколько раз ударил бедолагу прямо в грудь. Йоханн из последних сил дернулся, хватая купца за глотку. Но это никак не могло ему помочь. Лойбе, не обращая внимания на руку Йоханна, продолжал бить ножом – из-под клинка брызгала кровь. Ударил Швиммера раз пять или шесть, прежде чем тот отцепился от шеи купца и замер, сжав руку в кулак.

Лойбе встал, весь в крови, будто вот только что зарезал свинью – с лицом, искаженным яростью. Двинулся в сторону Илоны, шатаясь, будто пьяный.

– Не сделали… Ничего тебе не сделали? – спросил хриплым, прерывистым голосом.

Она не ответила, но он и сам уже все увидел. Разорванный кафтанчик, задранную юбку, голые ноги и кровь на одежде и на теле.

– Не-е-е-ет! – закричал с таким отчаянием, будто его пытали раскаленным железом. – Не-е-ет! Мое будущее, моя надежда, они не могли этого сделать!

Он упал на колени и принялся рвать волосы на голове. Я всегда полагал, что выражение это – лишь удобная и красивая метафора, чтобы рассказать о чьем-то страдании, но здесь собственными глазами видел, как Лойбе, воя, будто волк, рвет волосы на голове. Потом он воткнул ногти в пол и, заглушая все безумным скулежом, принялся стучать головой в землю. Наконец лысый помощник не выдержал и ухватил купца за плечи. Силой поднял его на ноги.

– Тихо, тихо! – Но голос его не звучал успокоительно. – Бежим-ка отсюда на хрен! Неизвестно, кто еще заявится…

Старик Лойбе отряхнулся, потер лоб, но все еще выглядел словно безумец: волосы растрепаны, потное красное лицо, надорванное ухо, из которого стекал ручеек крови, и мокрая от крови же одежда. Некоторое время он глядел на мертвого Йоханна Швиммера – глазами, налитыми болью и яростью, – а потом его взгляд переместился на меня.

Когда я увидел глаза Лойбе, что-то подсказало мне, что слова его не будут звучать как: «Чего ждете? Развязать инквизитора!». И действительно – они так не звучали.

– Убей его! – бросил он чернобородому, который как раз вытирал окровавленный клинок об одежду мертвого Оли.

– Отец, он пришел меня спасти! – крикнула Илона, и я был удивлен, что весь ужас, который с нею случился, не лишил ее, во-первых, способности разбираться в ситуации и, во-вторых, достойного похвалы сочувствия ближнему.

– Молчи, паршивая девка! – крикнул купец, и Илона снова упала на спину, будто ей отвесили пощечину.

Чернобородый лишь засмеялся, ощерив выкрошенные зубы, и подошел ко мне. Ткнул мечом, держа его двумя руками так, будто собирался воткнуть клинок в пол. Я охнул от боли и сделался недвижим, а он вытащил окровавленное острие.

– Готово, – засмеялся. – Сделано…