Сандра развернулась и направилась к своей машине. Она шла быстро, со странным ощущением в груди, которое больше не покидало ее и о котором окружающие даже и не догадывались. Волнение, тревога, но и гнев, смешанный с болью. Будто внутрь проник какой-то липкий резиновый шар. Сандра его называла «эта штука».

Она не хотела признаваться, но уже пять месяцев «эта штука» заменяла ей сердце.

11:40

Дождь снова припустил с каким-то яростным постоянством. В отличие от других прохожих, Маркус и Клементе двигались по дорожкам, ведущим к большому больничному комплексу университета, не ускоряя шаг. Больница Джемелли считалась самой значимой в городе.

– Полиция караулит у главного входа, – сообщил Клементе. – И мы должны избегать камер слежения.

Он свернул с дорожки налево и привел Маркуса к небольшому белому зданию. Под навесом стояли контейнеры с моющими средствами и тележки, полные грязных простыней. Железная лестница вела вниз, к служебному входу. Дверь была открыта, и пробраться на склад белья оказалось легко. На грузовом лифте они поднялись на первый этаж и оказались в тесном проходе, перегороженном бронированной дверью. Чтобы идти дальше, необходимо было надеть стерильные халаты, маски и бахилы; все это они стащили со стоящей рядом тележки. Затем Клементе вручил Маркусу магнитную карту. С таким чипом на шее они будут избавлены от ненужных вопросов. Приложив его, они открыли электронный запор и наконец проникли внутрь.

Перед ними простирался длинный коридор с синими стенами. Пахло спиртом и средством для мытья полов.

В отличие от прочих, отделение интенсивной терапии было погружено в тишину. Врачи и санитары здесь не сновали туда-сюда, а шли по коридору не спеша и стараясь не шуметь. Слышался только тихий шелест, производимый аппаратурой, от которой зависела жизнь пациентов.

Действительно, в этом тихом и мирном месте разворачивалась самая жестокая битва между жизнью и смертью. Когда кто-то из бойцов погибал, это происходило без конвульсий, без криков. Не звенел тревожный сигнал, для оповещения достаточно было, чтобы зажглась маленькая красная лампочка на контрольном пункте, с великой простотой сигнализируя о прекращении жизненных функций.

В других отделениях спасение жизней предполагало постоянное сражение с временем. Здесь же время протекало по-другому. Расширялось настолько, что казалось вовсе отсутствующим. Не зря это место, на больничном сленге КОХ – корпус осложненной хирургии, – те, кто работал здесь, называли попросту предел.

– Одни предпочитают перейти его. Другие – вернуться назад, – заметил Клементе, объясняя Маркусу смысл наименования.

Они стояли перед стеклом, отделявшим коридор от одной из палат реанимации. Там имелось шесть коек.

Занята только одна.

Мужчина лет пятидесяти был подсоединен к дыхательному аппарату. Глядя на него, Маркус думал о том, как товарищ нашел его лежащим на похожей койке: он тогда тоже сражался, на грани между светом и тьмой, на последнем пределе.

И предпочел остаться.

Клементе указал на койку за стеклом:

– Этой ночью машина скорой помощи приехала на загородную виллу по красному коду, обозначающему инфаркт. У человека, вызвавшего скорую, в доме обнаружились вещи – лента для волос, коралловый браслет, розовый шарф и роликовый конек, – принадлежавшие жертвам серийного убийцы, личность которого до сих пор не была установлена. Этого человека зовут Джеремия Смит.

Джеремия, какое мирное имя, сразу подумал Маркус. Совсем не подходит серийному убийце.

Клементе вынул из внутреннего кармана плаща сложенную вдвое папку, на которой был отпечатан только код: с. г. 97–95–6.

– Четыре жертвы за шесть лет. Перерезано горло. Все – женщины, возраст от семнадцати до двадцати восьми.