Открытие ведьм - Дебора Харкнесс (2018)

– Как будто у меня есть выбор, – поднял бровь Мэтью.

– Точно, выбора нет. – Мое воображение разыгралось не на шутку. – И на Королевскую биржу[76] сходим? Вечером, когда зажгут фонари?

– Непременно. – Он привлек меня к себе. – И в собор Святого Павла послушать проповедь, и в Тайберн на казнь. Даже Бедлам посетим, и смотритель нам расскажет о его обитателях. – Мэтью весь трясся от еле сдерживаемого смеха. – Боже правый, Диана! Я увожу тебя в век чумы, туда, где нет простейших удобств, хороших зубных врачей и чая, а ты только и думаешь, как выглядит Биржа Грешема ночью.

– Я и королеву увижу?

– Ни в коем случае. У меня сердце замирает при мысли, что ты могла бы сказать Елизавете Тюдор, а она тебе.

– Трусишка, – повторила я во второй раз за вечер.

– Знала бы ты ее, не говорила бы так. Она ест придворных на завтрак. Кроме того, в тысяча пятьсот девяностом у нас будут другие дела.

– Например?

– Где-то там прячется алхимический манускрипт, который со временем войдет в собрание Элиаса Ашмола. Можем его поискать.

– Он уже написан, и его магия, скорее всего, не нарушена. – Я высвободилась из рук Мэтью и откинулась на подушки, пожирая глазами три предмета на кофейном столике. – Мы в самом деле отправляемся в прошлое.

– Да. Сара предупреждала, чтобы мы не брали с собой ничего современного. Марта специально сшила тебе сорочку, а мне рубашку. – Он достал из портфеля две простые холщовые рубахи с завязками и длинными рукавами. – Шила вручную и наспех, получилось не очень красиво, зато те, кого мы сразу же встретим, не хлопнутся в обморок.

Из складок сорочки выпал черный бархатный мешочек. Мэтью нахмурился:

– Это еще что? А, понятно. Подарок от Изабо. – Он развернул пришпиленную к мешочку записку и прочитал: – «Отец подарил мне его на годовщину. Выглядит старомодно, но я подумала, что Диане он будет как раз по руке».

Внутри лежал перстень из трех составных колец. Два внешних были сделаны в виде рукавов, разукрашенных финифтью и усаженных мелкими камешками – словно вышивка. Из рукавов высовывались золотые ручки, очень реалистичные – с косточками, сухожилиями и ноготками. Пальчики удерживали во внутреннем кольце огромный, похожий на стекло камень. Прозрачный, неограненный, он сидел в золотом с черным гнезде. Бриллиант, конечно, – кто бы додумался вставлять в такое кольцо стекляшку.

– Ему место в музее, а не на моем пальце.

Сколько же каратов может быть в таком великане?

– Раньше мать его носила постоянно. Он у нее звался писцовым, потому что им можно писать на стекле. – Острый глаз Мэтью разглядел на перстне то, чего не заметила я: он повернул золотые ручки, и все три кольца раскинулись веером у него на ладони, а на каждом открылась надпись. – Такие стихи писали в знак любви. Вот тут сказано «a ma vie de coer entier» – «моей жизни – сердце мое». А тут «mon debut et ma fin», с альфой и омегой.

Эту надпись я перевела сама: «Мое начало и мой конец».

– А на внутреннем кольце что?

– Здесь гравировка как снаружи, так и внутри. «Se souvenir du passe, etqu’il ya un avenir» – «помни о прошлом и не забывай, что впереди будущее».

– Точно о нас писали.

Не странно ли, что слова, когда-то подобранные Филиппом для Изабо, имеют такой глубокий смысл для нас с Мэтью?

– Вампиры – тоже своего рода путешественники во времени. – Мэтью, собрав перстень, взял меня за левую руку. – Ну что, будешь носить? – Он не смотрел на меня, словно опасаясь моего ответа.

Я взяла его за подбородок, повернула лицо к себе и кивнула, не в силах ничего вымолвить. Робко потупившись, Мэтью надел перстень на мой большой палец чуть выше сустава.