Мертвая вода - Оливье Норек (2021)

— Это необходимо для расследования. Я с вами согласна: до десятилетнего возраста воспоминания редко сохраняются, но травмирующие события остаются впечатанными в память, словно произошли вчера. Мне об этом кое-что известно.

Она уже представляла себе, как он поднимается и начинает орать, оскорблять ее или — почему бы нет? — опрокидывает стол. Но Дорен повел себя совершенно иначе. Его тело как-то безвольно обмякло, черты лица смягчились.

— Это я, — наконец выдохнул он, словно сбрасывая тяжкий груз с души.

— Придется уточнить.

— Алекс всегда носил браслет. А вот Брюно никак не хотел надевать свой, и тот оказался в шкатулке с украшениями жены. Тогда флики перерыли весь сарай, фотографировали, задавали вопросы. Веревка была перерезана, тело положено на носилки, и когда мне разрешили в последний раз ее поцеловать, я узнал браслет Брюно у нее на запястье. И тогда я его снял.

— Почему?

— Потому что он там был ни к чему. Я не мог понять, что это значит. Зачем лишать себя жизни, надев вещь своего сына?

— А сейчас? Где теперь этот браслет?

— Я долго хранил его при себе как память. Сперва носил в кармане, потом он валялся в машине, и однажды я его не нашел. Брюно ничего об этом не знал, задавать ему вопросы бесполезно. Разве что для того, чтобы еще больше его растревожить.

— Судя по материалам судебных дел вашего сына, он не такой уж ранимый. Употребление наркотиков, насильственные действия, мошенничество и вымогательство, кражи со взломом, порча частного имущества. Даже странно, что он избежал тюрьмы.

Серж Дорен вспомнил ночные вызовы в комиссариат и жестокие ссоры с сыном, доходившие до побоев, чего никогда не должно происходить между отцом и его ребенком.

— Не знаю, какое детство было у вас, мадам, а вот его закончилось с исчезновением брата и самоубийством матери. Но с восемнадцати лет он больше не имеет дел с полицией. Он трудяга, гораздо в большей степени, чем я, и теперь никому не создает проблем; так что забудьте о нем, прошу вас.

В запасе у Ноэми больше ничего не осталось, и она решила положить конец разговору. Спустя несколько минут она увидела, как отец с сыном, прикрывшись от дождя одним плащом, выходят из комиссариата и ныряют в заляпанный влажной землей и пылью старый белый пикап.

Она вышла на порог подышать и закурила, но тут к ней присоединился майор Роз:

— Как допрос?

— Как разговор спички с канистрой бензина.

— Он разговорился?

— Плохо.

— У вас складывается впечатление, что он вас послал к черту?

— Возможно. Но у него это хорошо получается.

— В любом случае в протоколах расследования против него практически ничего нет, — заметил Роз. — Только эта история с пропавшим браслетом.

С громким выхлопом черного дыма и ревом усталого двигателя старый пикап Доренов покинул парковку.

— Я склоняюсь к такому же выводу, — согласилась Ноэми.

Тут у нее в кармане зазвонил мобильник, и она жестом извинилась перед Розом.

— Ты что, на стационарный телефон вообще не отвечаешь? — спросил Ромен.

— Я уже не в кабинете. Закончила с Дореном.

— С обоими?

— Нет, сына я не слушала. Чувствую, сейчас неподходящий момент.

— Я на кладбище, с Милком и Буске.

Слушая заместителя, Ноэми раздавила каблуком окурок.

— Вызывай криминалистов, они мне нужны на месте и немедленно, — сказала она и нажала отбой.

После чего наконец повернулась к Розу:

— Они нашли могилу.

Часть четвертая. Прямо в сердце

48

Через два с лишним часа над найденной могилой был растянут брезентовый тент. На стеле виднелось выгравированное и наверняка вымышленное имя: «Полина Дестрель, 1972–1994».

Собравшуюся вокруг кладбища толпу сдерживал кордон полицейских, все с нашивками комиссариата Деказвиля.

— Вы пробили ее по картотеке? — спросила Ноэми.

— Неизвестна.