Мертвая вода - Оливье Норек (2021)

На одном снимке, в стороне от других детей, маленький ковбой с серебряной звездой шерифа. Он почему-то выглядит несчастным. На другом снимке тот же ребенок, спрятавшись в уголке фотографии, смотрит на Эльзу восхищенным взглядом: так смотрят на звезды, прекрасные, но слишком далекие, чтобы к ним прикоснуться. Ноэми узнала его и положила ладонь на страницу, чтобы Маргарита ее не переворачивала:

— А этого мальчика вы помните?

— Это маленький Ромен, мой печальный мальчик, — подтвердила Сольнье.

Эльза Фортен с интересом склонилась к альбому.

— Ромен Валант! Сын мэра, — сказала она, погружаясь в воспоминания. — Он приходил к нам всего один раз, в самом начале, потому что я пригласила весь класс.

— Печальный мальчик. Я уже слышала, что вы его так называете, мадам Сольнье, — подхватила Ноэми. — Почему печальный?

— Потому что любовь делает мальчиков печальными, а девочек — глупыми. Он тоже ужасно влюблен в Эльзу, — пожурила мальчика со старой фотографии мадам Сольнье, которой удавалось говорить о детях только в настоящем времени. — Она сама вам расскажет, когда вернется.

— А я могу это подтвердить, — заявила Эльза. — Все называли его сынком мэра, вот как. Мой отец то, мой отец се, он постоянно бахвалился, говоря, что его отец — хозяин деревни. Помню, нам приходилось прятаться, чтобы он не таскался за нами. Не знаю, был ли он печальным, но вот чертовски странным точно. Как-то даже угрожающе странным.

Испытав неприятное чувство, будто она что-то упустила, Ноэми нахмурилась:

— Вы хотите сказать, что были знакомы?

— Не особенно, потому что мы его избегали. Но он хотел быть в нашей компании. Если уж быть честной, думаю, мы плоховато к нему относились, но его вечные преследования нас пугали.

— Простите, что сомневаюсь, но вы уверены?

— Конечно, я уверена, — ответила за Эльзу Маргарита. — Он частенько поджидает ее у ворот, а едва заприметив, сразу убегает. Слишком робок, чтобы заговорить, мой Ромен. Но эти сердечки — они сами говорят за него.

— Сердечко, выцарапанное на школьной стене? — не выдержала Ноэми.

— И на моем доме. Но сегодня я его что-то больше не вижу. А ведь оно точно там было.

— Ага, эти влюбленности меня ужасно огорчали, — подтвердила Эльза. — Но были еще и письма, рисунки и подарки. На моем подоконнике. Помню, отец даже пошел поговорить с мсье Валантом, потому что Ромен постоянно рыскал вокруг нашего дома.

— Это невозможно! — почти взорвалась Ноэми. — Он вас не знает, он не раз мне это повторял.

— Значит, он меня забыл, а вот я его прекрасно помню. Помню, потому что первые месяцы в Бьельсе постоянно думала про Авалон. Все осталось запечатлено в моей памяти. Ромен всегда хотел привести нас на стройку. Мой отец то, мой отец се, мой отец может нас пустить, когда я захочу, я знаю там все закоулки, это мое королевство. Так что под конец он постоянно там торчал, на этом своем строительстве, и сам себе рассказывал страшилки, чтобы испугаться.

Ноэми так и осталась с открытым ртом, да и Роз тоже никак не мог поверить.

— У него, бедняжки, совсем нет друзей, — объяснила Сольнье. — Он такого не заслуживает. Играет один. Печальный мальчик. Вы должны были видеть его, когда все дети ушли. Он один остался в деревне. Малыш Ромен. Он тоже ждал возвращения Эльзы.

— Когда все дети ушли? — повторила Ноэми. И вдруг резко вскочила. — Когда все дети ушли!

На крыльце дома Маргариты Артюр Роз, прежде размышлявший над тем, что может быть хуже, чем арест мэра одной из коммун, начинал догадываться об ответе на свой вопрос. Разъяренная и кипящая от гнева, Ноэми вцепилась в телефон.

— Юго, гони в редакцию «Ла Депеш», — приказала она, — это в конце улицы Гамбетта, и спроси Сен-Шарля. Я хочу видеть все номера газеты за ноябрь — конец декабря девяносто четвертого года.

— Ты тоже приедешь?

— Постараюсь как можно скорее.

Когда она закончила, Роз поделился своей озабоченностью: