Мертвая вода - Оливье Норек (2021)

— И вы полагаете, что, укрывшись за своим бронежилетом, вы заставите позабыть, кто вы?

— Совершенно верно. Спрятавшись за функцией, званием, властью, силой, оружием, я уже больше не женщина, и тем более не покалеченная. Я просто-напросто флик. Именно потому меня так сильно беспокоит ваше заключение.

Два дня назад в тишине своей парижской квартиры при голубоватом свете монитора компьютера психиатр начал писать имя пациентки. «Ноэми Шастен». Затем он выпил арманьяка, выкурил сигаретку и повторил эту процедуру еще пару раз, прежде чем бросить работу над почти девственной страницей.

— В моем заключении будет говориться только о необходимом тридцатидневном отпуске после болезни, — сымпровизировал он. — Я опасаюсь, что, лишив вас работы, причиню вашему организму гораздо больше ущерба, чем что бы то ни было иное. В остальном — решайте со своим руководством. В любом случае я настоятельно рекомендую вам один сеанс психотерапии в неделю.

— С вами?

— Хотите меня обидеть? Разумеется, со мной.

Похоже, Ноэми решительно успокоилась, и доктор ощутил даже некоторую гордость.

— Так что, значит, все? Вы закончили? Я чувствую себя Красной Шапочкой, которую мамочка инструктирует, прежде чем отправить через лес. Вы ведь хотите, чтобы я осталась еще на несколько дней, верно? Уж не влюбились ли вы, Мельхиор?

— Я бы не рискнул еще дольше разлучать вас с котом. Кстати, вы мне так и не сказали, как его зовут…

— Понятия не имею, — откровенно ответила она.

9

Ноэми сидела в холле госпиталя — клетке Фарадея[8], все еще защищающей ее от превратностей внешнего мира; рядом находился Мельхиор. На рюкзаке сохранилась самоклеящаяся этикетка с фамилией, именем и адресом — воспоминание о последнем путешествии с Адриэлем. Бали, Индонезия, синий нитяной браслет, который она привезла оттуда как сувенир, а несколько дней назад сняла с запястья.

Опечаленная этим милым воспоминанием, отныне отравленным поведением бывшего спутника, она дернула клейкую бумажку, и та порвалась, оставив на рюкзаке лишь крошечный клочок с уцелевшим обрывком имени: «Но».

Ноэми умерла в том предместье от выстрела в упор, и сегодня через широкую застекленную стену госпитального холла на толпу живых смотрела Но.

— Если улица и метро пугают вас, я заказал такси, — успокоил ее Мельхиор.

Она колебалась. Уйти. Обнять его.

— Даже не знаю, как вас благодарить за все, что вы для меня сделали, док.

— Мы только начали наше общее дело, солдат.

* * *

Перед ее глазами пронесся Париж. Шумный и многолюдный. В этом городе, все улицы которого Ноэми знала наизусть, она почувствовала себя чужой. Оробевшей и растерявшейся, как на выходе из аэропорта в незнакомой столице, в новой стране.

Шофер остановил машину у скромного пятиэтажного дома в спокойном квартале. Во время поездки он ни разу не взглянул на пассажирку в зеркало заднего вида.

Ноэми оценила его безучастность.

У входа в подъезд она поздоровалась со своим черным котом, от рождения раз и навсегда замершим под домофоном, там, где два года назад какой-то уличный художник нарисовал его при помощи аэрозольного баллончика. Ни один из жильцов не пожаловался, и никто не решился замазать изображение слоем белой краски.

Котик без клочьев шерсти на диване, без вонючего кошачьего туалета и корыстного мяуканья. Идеальный кот. Ее кот.

Когда дверь квартиры захлопнулась у нее за спиной, она обнаружила студию точно в том же виде, в каком оставила ее двадцать восемь утр назад, если не считать тех мгновений, что потребовались ей, чтобы вспомнить свое жилище. Какие-то шмотки, лениво брошенные как попало, наваленная в мойку грязная посуда и чахлый, полудохлый фикус. Квартира одиночки, впрочем она собиралась съехать отсюда как раз перед несчастным случаем, чтобы поселиться вместе с Адриэлем. Теперь же от него оставалась только забытая на неприбранной постели футболка.