Незваный, но желанный - Татьяна Коростышевская (2021)

— А с решением вашим я не спорю нисколько, велели уехать, уеду. Исходя из того, что вам лично пришлось приказ оставить, дела далее здесь не сыскарские предстоят, а вовсе чародейские. — Остановилась у запертой камеры, сдвинула шторку обзорного окошка, в нос шибануло так, что глаза заслезились. — Поэтому в дальнейшем моем присутствии необходимости нет.

— Кто здесь заперт? — Голос прозвучал настолько близко, что я вздрогнула. Семен стоял вплотную, почти касаясь подбородком моего плеча. — У меня еще вчера на квартире нюх отшибло, когда я с этим… исключительно моральным юношей возился.

Я посмотрела в окошко, за ним царила полная темнота, и призналась:

— Не знаю.

— Открывай, посмотрим.

— Почему света нет? — не торопилась я исполнить приказание.

— Магические светильники реагируют на движение.

— А окно? Во всех камерах окошки у потолка.

— Дай ключ.

Согнувшись в три погибели, я прижала связку к животу.

— Сначала служивых кликнем в помощь.

— Ключ! — Сильные мужские руки сомкнулись поверх моих, пальцы Семена скользнули по запястьям.

— Ты потратился давеча, нюх вон даже отшибло.

— Какая неожиданная забота, — горячие ладони оглаживали мою кожу, лаская, — что ж ты ее к жениху не проявляла? Такой… замечательный… ключ.

Подлые приемчики его превосходительство применять изволили, у меня от близости его завсегда слабость, этим он и воспользовался, отобрал связку, отодвинул томную девицу от двери и рявкнул:

— Здесь стоять!

А я бы, например, присела. Прямо на стылый каменный пол.

Открыв камеру, Семен щелкнул пальцами, пуская внутрь летучий огонек. Закрыв руками нос и рот (помогало мало), я вытянула шею.

— Так-так… — Крестовский шагнул за огоньком, под его подошвами скрипнули стеклянные осколки, от движения под потолком зажегся светильник в железной оплетке. — Что за каторжане здесь у нас?

Взгляд мой сперва выхватил лоскут грязной мешковины, занавесивший окно, коричнево-желтые разводы на полу, драный сапог в центре, миски с подсохшей кашей числом три, жестяную кружку. Арестантов оказалось двое. Мужики лежали на нарах у стены и признаков жизни не подавали.

— Покойники? — испугалась я.

Шеф скользнул рукою под бороду ближайшего.

— Пока нет. — Он брезгливо отер ладонь о колено.

— А другой?

Но тот уже, постанывая, пытался сесть, тараща налитые кровью глаза, прохрипел:

— Води-и-ицы…

— Антип? — Я переступила порог, чтоб удостовериться. — Антип Рачков? Извозчик?

— Пи-и-ить… дайте пить, барышня…

— Это те самые разбойники, что навьим амулетом меня пленить пытались, — сообщила я шефу быстро. А мужику сказала: — Потерпи, болезный, сейчас принесу.

Не дожидаясь позволения, побежала я наверх. Старунов, уже закончивший с посетителями, вытянулся во фрунт.

— Что ж ты, Иван… — Стеклянный графин на конторке оказался полон, я его схватила. — Живодеры вы уездные! Как же так с живыми людьми возможно?

Он молча таращился на меня.

— Рот закрой! — велела я. — Ведро возьми, да чтоб вода была чистая, в камеру неси.

— Вашбродь…

— Исполнять!

Я побежала обратно. Крестовский чародеил, пальцы его порхали в воздухе, будто пощипывали невидимые струны, вонь разбавилась привычным мятным запахом.

— Быстро обернулась, — похвалил он весело, — я пока увечного пользую, ты целым займись.

Увечного? Отдав графин Антипу, я присмотрелась к его подельнику. Ноздря. Точно, такое его прозвище. Каторжанина из себя изображает беглого, оттого что нос перекорежен.

— Ах! — раздалось с порога, и Старунов упустил на пол ведро, стал мелко креститься, заголосил. — Это что же деется, люди добрые!

От моего шиканья смешался, подхватил ручку ведра (расплескалось там немного), бочком подошел, присел подле на нары Рачкова, зашептал тихонько:

— Не знали мы, не ведали, пристав велел сюда не заходить, лично…

— Еще! — взревел Антип.