— Да — ответил он. Потом вдруг закусил губу. — Нет, я не то хотел сказать. В клубе я не был. Я просто гулял по улицам… Я позабыл, что я делал… Как вы любопытны, Гарри! Вы всегда хотите допытаться, что человек делал, я же всегда хочу позабыть, что я делал. Я вернулся домой в половине третьего, если уже вы хотите точно знать время. Я оставил ключ дома, и лакею пришлось встать и впустить меня. Если вам нужно какое-нибудь подтверждающее доказательство, то вы можете допросить лакея.

Лорд Генри пожал плечами.

— Друг мой, точно мне это нужно! Пойдем наверх в гостиную. Я не буду пить херес, благодарю вас, мистер Чэпмен. С вами что-то случилось, Дориан. Скажите мне, в чем дело. Вы сегодня на себя не похожи.

— Не обращайте на меня внимания, Гарри. Я раздражителен и скверно настроен. Я зайду к вам завтра или послезавтра. Извинитесь за меня перед леди Нарборо. Наверх я не пойду, а поеду домой. Мне надо поехать домой.

— Хорошо, Дориан. Надеюсь увидать вас завтра к чаю. Герцогиня также приедет.

— Я постараюсь быть, Гарри, — проговорил Дориан, выходя из комнаты.

Когда он ехал домой, он начал сознавать, что чувство ужаса, которое, как он думал, ему удалось подавить, снова вернулось к нему. Случайный допрос лорда Генри заставил его на минуту потерять власть над своими нервами, а он хотел, чтобы его нервы были спокойны. Надо было уничтожить опасные улики. Дориан содрогнулся. Одна мысль о том, что нужно дотронуться до них, была для него невыносима.

Но другого исхода не было. Он это ясно сознавал, запершись в кабинете, он открыл потайной шкаф, куда накануне сунул пальто и сумку Бэзиля Холлуорда. В камине ярко пылал огонь. Дориан подбросил еще дров. Запах паленого платья и горящей кожи был нестерпим. На уничтожение вещей ушло целых три четверти часа. Наконец Дориан почувствовал тошноту и головокружение и, бросив несколько алжирских пастилок на ажурную медную жаровню, вымыл лицо и руки освежающим мускусным уксусом.

Вдруг он вздрогнул. Глаза его странно расширились, и он нервно закусил нижнюю губу.

Между двух окон стоял большой флорентийский шкаф черного дерева, инкрустированный слоновой костью и голубым ляписом. Дориан смотрел на него, как на что-то гипнотизирующее, страшное, будто в нем таилось что-то такое, чего он страстно хотел и в то же время почти ненавидел. Дыхание его участилось. Им овладело безумное желание. Он закурил папиросу, но тотчас же бросил ее. Его веки опустились, пока длинные ресницы почти не коснулись щек. Но он все-таки смотрел на шкаф. Наконец он встал с дивана, на котором лежал, подошел к шкафу, отпер его и тронул какую-то скрытую пружинку. Треугольный ящик: медленно выдвинулся. Пальцы Дориана инстинктивно протянулись к нему, углубились в него и что-то схватили. Это был маленький китайский, черный с золотом, ларчик папье-маше, хорошей работы, с извилистым рисунком по бокам, с шелковыми шнурками, которые были унизаны круглыми бусами и украшены кисточками из плетеных металлических нитей. Дориан открыл его. Внутри была зеленая паста, похожая на блестящий воск, со странно-тяжелым и сильным запахом.

Дориан несколько секунд колебался, со странной, застывшей на лице улыбкой. Потом, вздрогнув, хотя в комнате было очень жарко, выпрямился и посмотрел на часы. Было без двадцати двенадцать. Он поставил ларчик на место и, закрыв дверцу шкафа, прошел в свою спальню.

Когда же в туманном воздухе прозвучали протяжные удары полночи, Дориан Грей, бедно одетый, с шарфом вокруг шеи, тихо прокрался из дома. На Бонд-стритз он отыскал кэб с хорошей лошадью. Он окликнул его и, понизив голос, сказал кучеру адрес.

Тот покачал головой.

— Это для меня слишком далеко, — пробормотал он.

— Вот вам золотой, — сказал Дориан. — Вы получите еще один, если быстрее поедете.

— Хорошо, сэр, — ответил кучер. — Через час мы доедем, — и, как только уселся седок, он повернул лошадь и быстро поехал по направлению к реке.

XVI