– Мое одобрение, как и неодобрение, не имеет никакого отношения к делу, – пожал плечами Стэдлер.

– А вы сформировали собственное мнение в отношении риарден-металла?

– Ну, скажем так: металлургия несколько выходит за рамки моей научной специализации.

– Вам известны характеристики риарден-металла?

– Мисс Таггерт, я не вижу смысла в ваших вопросах, – в голосе его промелькнуло нетерпение.

– Мне хотелось бы услышать ваше личное заключение по поводу риарден-металла.

– Для какой цели?

– Чтобы я могла обратиться с ним к прессе.

Стэдлер встал.

– Это невозможно.

Дагни произнесла, стараясь вложить в свой голос всю силу убеждения:

– Я передам вам всю информацию, необходимую для формирования обоснованного суждения.

– Я не могу выступать с публичными заявлениями на эту тему.

– Почему же?

– Ситуация слишком сложна, чтобы ее можно было объяснить при поверхностной беседе.

– Но если окажется, что риарден-металл на самом деле представляет собой чрезвычайно ценный материал, который…

– Это не относится к делу.

– Истинная ценность риарден-металла не относится к делу?

– Помимо констатации факта здесь следует учитывать и другие вопросы.

Дагни спросила, не будучи уверена, что не ослышалась:

– С какими другими вопросами может иметь дело наука помимо прямой констатации факта?

Горькие линии в уголках губ Стэдлера сложились в подобие улыбки:

– Мисс Таггерт, вы и понятия не имеете о проблемах, стоящих сейчас перед наукой.

Дагни неторопливо, словно поняв это только что, сказала:

– Мне кажется, вам прекрасно известно, что представляет собой на самом деле риарден-металл.

Стэдлер снова пожал плечами:

– Да. Я это знаю. Из той информации, которой я располагаю, следует, что это удивительный материал, блестящее достижение нашей технологии.

Он нетерпеливо прошелся по кабинету:

– На самом деле мне бы хотелось иметь возможность однажды заказать специальный лабораторный двигатель, способный выдерживать такие же высокие температуры, как риарден-металл. Он чрезвычайно нужен мне для изучения ряда конкретных явлений. Я обнаружил, что когда частицы разгоняются до скоростей, близких к скорости света, они…

– Доктор Стэдлер, – сухо перебила его Дагни, – если вам известна истина, почему вы не можете изложить свое мнение публично?

– Мисс Таггерт, вы пользуетесь абстрактной терминологией, в то время как нам приходится иметь дело с реальностью.

– Мы говорим сейчас о науке.

– О науке? Не путаете ли вы определения? Истина является абсолютным критерием только в области чистой науки. Если речь заходит о прикладных дисциплинах, о технике, нам приходится иметь дело с людьми. A имея дело с людьми, мы вынуждены принимать во внимание и другие соображения, помимо истины.

– Какие же именно?

– Я не имею представления о мире техники, мисс Таггерт. У меня нет ни способностей, ни желания общаться с людьми. Я не могу уделять внимание так называемым практическим вопросам.

– Но это заявление было сделано от вашего имени.

– Я не имею к нему никакого отношения!

– Вы несете ответственность за весь институт.

– Это ничем не обоснованное утверждение.

– Люди считают, что ваше честное имя дает гарантию объективности и безупречности всякому действию института.

– Я никак не могу повлиять на мысли людей – если только они думают вообще!

– Они приняли ваше заявление за истину, хотя оно лживо.

– Разве можно говорить об истине, имея дело с людьми?

– Не понимаю вас, – стараясь сохранить невозмутимый тон, ответила Дагни.

– Вопрос об истине не имеет отношения к обществу как таковому. Никакие принципы никогда не оказывали на общество никакого воздействия.

– Тогда чем же руководствуются люди в своих поступках?

Он, в который уже раз, пожал плечами.

– Сиюминутными потребностями.