Девочки в огне - Робин Вассерман (2016)

Я увидела молочно-белую кожу с паутиной голубоватых сосудов.

– Что?

Она постучала пальцем по косой белой линии длиной с ноготь большого пальца.

– Самоповреждение, – объяснила она. – Вот что случается, когда падаешь духом.

Мне захотелось потрогать шрам. Ощутить его выпуклость и биение пульса под ним.

– Правда?

Внезапный приступ смеха.

– Да нет, конечно! Бумагой порезалась. Я тебя умоляю!

Она надо мной насмехается или нет? Она похожа на меня или нет?

Она ненормальная, как уверяют многие ребята, или нет?

– В любом случае, если бы я собиралась это сделать, то не таким способом, – заявила Лэйси. – Не ножом.

– А как?

Она покачала головой и недовольно хмыкнула, будто осаживая ребенка, потянувшегося к сигаретам:

– Я расскажу тебе, если ты мне расскажешь.

– Про что расскажу?

– Про свой план – как ты собираешься это сделать.

– Но я не собира…

– Собираешься или нет, не суть важно, – перебила она, и я поняла, что мои шансы на исходе. – Как себя убить – это самое личное из решений, которые человек принимает. Оно расскажет о тебе все. Все, что действительно важно. Ты так не считаешь?

Почему я ответила ей именно так, как ответила? Потому что видела, что начинаю ей надоедать, а мне хотелось удержать ее внимание; потому что отчаялась, вымоталась и до сих пор чувствовала липкую сырость под джинсами; потому что устала молчать о том, что казалось мне правдой.

– Значит, прострелив себе башку, Крэйг хотел сказать: «Моя подружка сука, и это единственный способ окончательно с ней порвать?» – произнесла я, а потом добавила: – Может, это единственный умный поступок, который он совершил за всю жизнь.

Позднее ей даже не пришлось говорить мне, что именно эти слова ее покорили.

– Лэйси, – сказала она, снова протянула мне руку, на этот раз боком, и мы обменялись рукопожатием.

– Ханна.

– Нет. Терпеть не могу это имя. Как твоя фамилия? – Она все еще держала мою руку в своей.

– Декстер.

Она кивнула:

– Декс. Уже лучше. С этим можно работать.

* * *

Мы удрали из школы.

– В такой день нужны огромные дозы сахара и алкоголя, – сказала Лэйси. – Может, картошки фри. Ты со мной?

Раньше я никогда не сбегала с уроков. Ханна Декстер правил не нарушала. Декс же последовала прямиком за Лэйси, думая не про последствия, а про «заткнуть киску тампоном», и если бы Лэйси предложила спалить школу, Декс сразу взялась бы за дело.

Радио в ее видавшем виды «бьюике» ловило только средние волны, но Лэйси включила старую магнитолу «Барби», стоявшую на приборной панели. Звук она выкрутила на полную мощность: раздались безумные вопли маньяка, запертого в адском подземелье с отбойными молотками и электрошоком, но когда я спросила, что это такое, она ответила с благоговейным придыханием, явно считая эту какофонию музыкой:

– Познакомься с Куртом, Декс. – Она надолго оторвала взгляд от дороги, изучая мое простодушное лицо: – Ты и правда ни разу не слышала Nirvana?

Мне был отлично знаком этот тон поддельного изумления. «Тебя и правда не пригласили к Никки на вечеринку у бассейна?» «У тебя и правда нет часов „Свотч"?» «Ты и правда еще не целовалась / не мастурбировала / не сосала / не трахалась?» Конечно, на сей раз подразумевался не завуалированный снобизм, а невысказанная жалость, что я имела несчастье или глупость так низко пасть. Но от Лэйси я выслушала бы что угодно. Потому что приняла эту жалость как должное, потому что теперь и сама осознала, насколько немыслимо ни разу не слышать Nirvana, потому что почувствовала, как приятно ей распределить наши роли раз и навсегда: она – скульптор, я – глина. Там, в той машине, наматывая мили между нами и школой, между Ханной и Декс, между до и после, я больше всего на свете хотела ее порадовать.

– Ни разу, – подтвердила я и добавила, потому что того требовал момент: – Но это потрясающе.