Пасха Красная - Павлова Нина Александровна (2002)

На службе он весь уходил в молитву и молча „тянул“ четки, никогда не вникая в разговоры, которыми, случается, „болеет“ братия. К иконам подходил так: сначала постоит в сторонке, помолится, а затем быстро подойдет к иконе, полагая на себя крестное знамение довольно осмысленным движением и задержав на мгновение сложенные пальцы у лба. Запомнился характерный взгляд о. Василия — всегда внутрь себя.

Все мы очень любили проповеди о. Василия, а последняя его проповедь поразила меня. Он был охвачен огнем такой великой любви к Богу, что, возможно, помимо воли выкрикнул: „Какой прекрасный и милостивый у нас Господь!“ Помню тишину в храме и чувство, что это больше чем слова.

После погребения братии раздавали личные вещи о. Василия, и мне достался его требник, маленький, еще царского времени. Я раскрыл его, и первое, что увидел, было „Последование отпевания усопших в Пасхальную седмицу“ и место: „Вечная твоя память, достоблаженне и приснопамятне брате наш“. И я вписал туда имя — Василие».

Рассказывает шамординская монахиня Исаакия:

«В те годы я пела на молебнах в Оптиной и помню первый молебен иеромонаха Василия. Перепутав расписание, я опоздала почти на час. Все давно разошлись, решив, что молебна не будет. И лишь один о. Василий смиренно ждал меня в храме. Свой первый молебен он провел так безукоризненно, будто давно уже служил. А моего чудовищного опоздания он как бы не заметил. Он вообще не замечал чужих промахов. Очень смиренный был батюшка».

Рассказывает игумен Тихон:

«Когда я был диаконом, то один раз проспал и опоздал на службу. Между тем диакон должен прийти раньше иеромонахов, зажечь лампадки в алтаре и приготовить все к службе. Вхожу в алтарь, а о. Василий лампадки зажигает. „Батюшка, — говорю, — простите, проспал. Давайте я зажгу“. — „Прошу вас, — отвечает он, — не лишайте меня этой радости. У монаха три радости — лампадку зажечь…“ Что он говорил дальше, не помню. Но запомнилось, как он трогательно ободрил меня, когда я переживал из-за своей вины.

Помню еще, как кто-то был недоволен, что всю братию посылают на сельхозработы, а о. Василия — нет. „Я чувствую, что он рожден для крупного послушания, — сказал тогда отец наместник, — а для какого, не пойму“».

Рассказывает игумен Михаил (Семенов):

«Паломником я работал в Оптиной на послушании и жил в одной келье с паломником Г. Великим постом Г. тяжело заболел, а о. Василий носил ему обед из братской трапезной и каждый день исповедовал его. Я в таких случаях старался выйти из кельи, но о. Василий деликатно возражал: „Нет-нет, лучше мы уйдем, чтобы не мешать вам“. У Г. было тяжелое нервное расстройство, связанное с беснованием, но по молитвам о. Василия произошло исцеление. И я завидовал Г. „белой завистью“ — какой же у него хороший духовный отец!»

Вспоминает Тамара Мушкетова:

«Жил тогда в Оптиной паломник Митя и рассказывал случай. На последней пассии Великого поста 1993 года все стояли со свечами, а Мите свечки не досталось. И вот стоит он за спиной о. Василия и думает: „Видно, я хуже всех, раз мне свечки не досталось“. Постоит и опять в унынии думает: „Все люди как люди. Один я без свечи“. Тут о. Василий оборачивается к нему и говорит: „Ну хватит, хватит. Возьми мою“. И отдал ему свою свечу».

Инокиня Ольга пишет:

«Я готовилась причащаться и спросила о. Василия на литургии: „Батюшка, вы будете сегодня исповедовать?“ — „Нет“. — „А что же мне делать?“ — „Смиряться“. Но не прошло и пяти минут, как он вышел из алтаря и взял меня на исповедь.

Говорил батюшка просто. Однажды рассказала ему, что поленилась прочесть вечернее правило и было мне за то вражье нападение. А он: „Ну, теперь поняла?“