Колокола и ветер - Дойна Галич-Барр (2009)

Так и я годами пытаюсь увидеть объективную картину самой себя. Для этого надо полностью от себя отделиться, проникнуть в глубины психики, которая вовсе не склонна раскрываться, дойти до истинных причин реакций и устранить искажение. Желая открыть, кто я, что чувствую и почему веду себя по законам, которые сама пишу и воздвигаю на жизненном пути, я сознательно погрузилась в самонаблюдение. Как я реагирую на обстоятельства, которые сопутствуют моим отношениям с другими? Как мне совладать с этими обстоятельствами и их осмыслить? Бывает, наши внутренние законы очень строги, и суждение о том, как мы себя ведем, исходит не от других, а от нас самих.

Психика несет в себе сложные скрытые потоки из прошлого предков и наши попытки найти ответы. Она уносит нас в лабиринт, она подобна ребусу, и этот ребус пока еще никто не сумел разгадать, разве только святые, которые обладают чудотворной силой и – через Бога – понимают язык нашей души.

Я все больше склоняюсь к тому, что судьба определяет наш жизненный путь, независимо от того, даем ли мы себе труд данную нам свободу не повернуть против себя, понять самих себя и выйти на золотую тропу меры. Существует ли вообще эта мера, или счастье – уже сама жажда обрести ее?

А что, если вы – мое сверх-я, супер-эго? Оно ведь может быть очень сурово в критике нашей морали, поведения, мыслей, даже когда мы не грешим. Эта часть психики раскрывается нам во сне и карает, грозя смертью или утратой души. Быть может, вас не существует – ведь вы все время молчите, – или вы только плод моего воображения?

Ужасен сон, когда демоны обуревают нас. Они смеются от счастья, что мы душевно пали. Ужасен хохот, доносящийся из адского пламени, деформированные обличья внушают страх. Часто мы теряемся в темноте, покинутые, устрашенные тем, что опасность так близка, и рядом нет никого, кто бы нам помог. А что сказать о снах, в которых мы мертвы, хотя ведем диалог с собой? Мы потеряны, мы бежим, мы виноваты, нам грозит кара, а мы не знаем, в чем повинны. Мы в панике от того, что не можем завершить важное дело. Нас кто-то зовет, умоляет о помощи, а мы бессильны, парализованы и во мгле, сквозь пыль не видим никого.

Я часто слышу вой гиен и вновь переживаю душевную боль, вспоминая, как они терзают кости с остатками мяса, объедки, брошенные им на второй день праздника в нищей Эфиопии. Гиены жаждали и человеческой крови. В огромной массе посетителей было полно пьяных – они приходили в ярость, когда полиция приказывала им покинуть место литургии. Я ощутила на щеках кошмарный жар – не открывались ли тогда врата ада и смерти? Может, поэтому я и езжу в сербские монастыри: здесь кошмар отступает перед высокими видениями. Или я здесь благодаря чарующей мелодии родного языка, который защищает меня от кошмара?

Вы ставите Сибелиуса, дорогой друг, его вторую симфонию. Почему вы ее выбрали? Что она будит в нас, мой неведомый спутник?

7

Двойник, молчащий у реки

Быть может, и вы – человек из снов, привидение, гость, который меня сопровождает, или двойник, изменивший пол? Но зачем и куда вас все это ведет?

Какой вам прок в этих ежедневных разговорах? Вы всегда здесь: когда ненастье, и грозы, и зимние вьюги, и весна с ее буйно расцветающей красотой, и лето с полями золотой пшеницы, и осень со сбором урожая. Мы видимся вот уже четвертый сезон. А вы всегда под ту же музыку смотрите на мои картины, все так же внимательно и терпеливо слушаете мои исповеди. Мне кажется, с тех пор, как мы видимся почти каждый день, вы стали больше сочинять, а я больше пишу и рисую. В чем-то мы дополняем друг друга, заполняем в себе пустоту и вместе лечимся.