Неизвестный Стиг Ларссон. С чего начинался «Миллениум» - Стиг Ларссон (2013)

С Май-Бритт Торелль – женщиной, которая, по словам Лисбет, навещала Хольгера Пальмгрена пару недель назад, – Ян Бублански встретился в ее квартире в Аспуддене. И сразу отметил странности в поведении этой пожилой, на вид вполне благовоспитанной дамы. Дело даже не в том, как она перебирала венские булочки, которые сама же выставила на стол в качестве угощения. Май-Бритт Торелль проявляла не свойственную ей забывчивость в том, что касалось ее давнишней работы в качестве помощницы врача.

– Даже не помню, что именно я давала ему, – повторяла она в ответ на вопрос о бумагах, переданных Пальмгрену. – Я столько слышала об этой девочке… В конце концов, он должен был знать, как они с ней обращались.

– Но вы отнесли Пальмгрену оригиналы документов?

– Можно сказать и так. Клиника вот уже много лет как закрыта, и я понятия не имею, что сталось со всеми их журналами. Но профессор Кальдин все-таки успел кое-что мне передать.

– То есть он передал вам их тайком?

– Можно сказать и так.

– Важные, надо полагать, документы.

– Возможно.

– Разве у вас не осталось копий? Может, в компьютере хранятся сканы?

– Должны храниться, но я…

Бублански затаил дыхание, словно боялся ее спугнуть. Однако Май-Бритт только вздохнула и еще раз поковыряла в блюде с венскими булочками.

– Так может быть… – начал комиссар и оборвал фразу.

– Что? – насторожилась старушка.

– С чего вы так нервничаете, фру Торелль? Может, к вам приходил кто-нибудь или вам звонили?..

– Н…нет. – Май-Бритт решительно замотала головой.

«Пожалуй, даже слишком решительно», – отметил про себя Бублански.

Он поднялся и склонился над столом, глядя ей в глаза со своей неповторимой печальной улыбкой. Бублански знал, что этот его меланхолический взгляд – верный способ пробудить в людях совесть.

– Что ж, не буду больше вас беспокоить.

Старушка снова вздохнула.

– В следующий раз вызову для вас, пожалуй, такси до какого-нибудь уютного кафе в городе. Так будет безопаснее. Дело серьезное, вам есть над чем подумать. Не так ли, фру Торелль?

С этими словами комиссар протянул гостье визитку и вышел к своей машине.

Декабрь, полтора года назад

Дэн Броуди – или Даниэль Бролин, как его звали до эмиграции – играл в джаз-клубе «А-Тране» в Берлине вместе с квинтетом Клауса Ганца. Ему было тридцать пять лет, и он давно укоротил свои длинные волосы, вынул серьгу из уха и переоделся в строгий серый костюм. Теперь Даниэль выглядел как офисный работник, и ему это нравилось. Он считал перемену во внешности выражением глубокого жизненного кризиса.

Потому что Дэн устал от бесконечных поездок и турне, но выхода из этого не видел. Свободу ограничивало отсутствие денег. Он так ничего и не нажил – ни квартиры, ни машины – и теперь уже не имел ни малейшего шанса пробиться на музыкальный олимп. Казалось, он обречен вечно прозябать на вторых ролях. И это при его-то одаренности! Только благодаря которой, впрочем, он все еще был востребован, пусть даже при весьма скромных гонорарах. Такие настали времена. Кому теперь нужен джаз? Да и былая страсть Дэна давно улетучилась в неизвестном направлении. Репетировал он все реже и все чаще не чувствовал настроения играть, особенно во время бесконечных разъездов. Вместо этого Дэн увлекся чтением и глотал книги одну за одной. Он замкнулся. Поддерживать светскую беседу давалось ему все труднее. Кроме того, утомлял неумолчный гул в переполненных барах. Он понял, что самое лучшее для него – пить как можно меньше и как можно больше времени оставлять себе. В конце концов, он самодостаточен. Ему ничего не нужно: ни жены, ни дома, ни общества – всего того, что доставляет другим ощущение безопасности.