Неизвестный Стиг Ларссон. С чего начинался «Миллениум» - Стиг Ларссон (2013)

— И поэтому надо сообщить ее имя СМИ! — с некоторым возбуждением закричал Курт Свенссон. — Нам необходима помощь общественности.

— Я знаю, что на этот счет существуют разные мнения, и поэтому хочу снова обсудить данный вопрос. Для начала мне, наверное, нет необходимости подчеркивать, что с Саландер уже раньше очень плохо обошлись и мы, и СМИ.

— Сейчас это не имеет значения, — возразил Свенссон.

— Конечно, вполне возможно, что ее узнали еще какие-то люди на Свеавэген, и ее имя станет известно в любом случае, — и тогда вопрос снимается. Но прежде я хотел бы напомнить, что Лисбет Саландер спасла мальчику жизнь, и это заслуживает нашего уважения.

— Безусловно, — не отступался Курт Свенссон. — Но потом она его вроде как похитила.

— У нас скорее имеются сведения, что она хотела любой ценой спасти мальчика, — вставила Соня Мудиг. — У Лисбет Саландер весьма прискорбный опыт общения с властями. Все ее детство представляло собой одно сплошное насилие со стороны шведских органов опеки, и если она, как и мы, подозревает, что в полиции существует утечка информации, она добровольно с нами не свяжется, можете быть уверены.

— Это имеет еще меньше отношения к делу, — настаивал Курт.

— В каком-то смысле верно, — продолжила Соня. — Мы с Яном, конечно, согласны с тобой, что единственное действительно важное в данной связи — насколько мотивирована выдача ее имени с точки зрения ведения расследования. Главенствующую роль играет вопрос безопасности мальчика, и тут мы тоже очень не уверены.

— Я понимаю ход твоих рассуждений, — негромко и вдумчиво произнес Йеркер Хольмберг, сразу заставив всех себя слушать. — Если люди увидят Саландер, мальчик тоже «засветится». Тем не менее остается целый ряд вопросов, и прежде всего такой, немного высокопарный: «Что будет правильно?» И тут я должен подчеркнуть, что, даже если у нас имеется утечка, мы не можем мириться с тем, что Саландер прячет Августа Бальдера. Мальчик является важной частью расследования, и мы, с утечкой или без, способны лучше защитить ребенка, чем молодая женщина с эмоциональными расстройствами.

— Конечно, да, естественно, — пробормотал Бублански.

— Именно, — продолжил Йеркер. — И хотя речь не идет о похищении в обычном смысле — даже если всё преследует исключительно благие цели, — ребенок может все равно пострадать столь же сильно. С психологической точки зрения ему наверняка чрезвычайно вредно находиться в бегах после всего, что с ним произошло.

— Верно, верно, — пробормотал Бублански. — Но вопрос все-таки в том, как нам поступить с информацией.

— Тут я согласен с Куртом. Надо обнародовать ее имя вместе с фотографией. Это может дать бесценные наводки.

— Здесь ты, конечно, прав, — согласился Бублански. — Но это может дать бесценные наводки и преступникам тоже. Мы должны исходить из того, что убийцы не прекратили охоту за мальчиком, а даже напротив, и поскольку нам ничего не известно о связи между мальчиком и Саландер, мы также не знаем, какие подсказки ее имя может дать преступникам. Я вовсе не уверен, что если мы выйдем в СМИ с этими данными, то упрочим безопасность мальчика.

— Но защитим ли мы его, промолчав обо всем этом, мы тоже не знаем, — возразил Хольмберг. — Чтобы делать подобные выводы, нам не хватает слишком многих фрагментов мозаики. Например, работает ли Саландер на кого-то, и есть ли у нее собственный план в отношении ребенка, или же она хочет только защитить его?

— И как она могла узнать, что мальчик выйдет с Торкелем Линденом из дверей на Свеавэген именно тогда? — добавил Курт Свенссон.

— Она могла оказаться там случайно.

— Звучит неправдоподобно.

— Правда часто выглядит неправдоподобно, — возразил Бублански. — Это даже является ее отличительной чертой. Но я согласен: не похоже, чтобы Саландер появилась там по какой-то случайности, принимая во внимание обстоятельства.