Музыка призраков - Вэдей Ратнер (2017)

– Слухи-то ходили… – и опустил лицо, застыдившись. – Нет, не только слухи… Мы слышали мучительные крики, мольбы о смерти, чувствовали ужасный смрад вокруг… Но мы не хотели верить. Как они могли превратить храм вот в это? Теперь мы видим… – Он снова уставился в землю, сгорая от стыда. – Земля нас никогда не простит.

Из тысяч заключенных, привезенных в Слэк Даек за несколько месяцев и даже лет, Тунь стал одним из немногих, кто вышел в тот день из тюремных ворот. Ковыляя по улицам, он не отличал живых от мертвых – и те и другие увязывались за ним. Не в силах вынести ничье присутствие, он собрал что мог – веревку, брошеную одежду, ржавый топорик, крохи забытой кем-то еды – и ушел в горы. Он умел выживать в джунглях. Он в них уже выживал. К тому же Тунь искал не столько выживания, сколько уединения. После долгих месяцев, проведенных среди страдальческих воплей, он мечтал тихо исчезнуть, как сходит на нет умирающее дерево, задушенное мхами и лианами. Существовала вполне реальная возможность, что в джунглях он умрет не своей смертью: на него мог напасть тигр и сожрать заживо. Но Тунь хотя бы знал, что лютость хищника обусловлена голодом, а не ненавистью. Лучше столкнуться с бесстрастной жестокостью природы. Если люди способны совершать такое, что он и его соотечественники делали друг с другом, тогда он не желает быть представителем своей расы. Тунь не понимал, как и почему он выжил, но в ожидании запаздывавшей смерти выбрал существование без людей.

В джунглях он начал понемногу оправляться. Силы восстанавливались, и вскоре Тунь понял – он не один, внутри него пустила корни другая личность, с более сильной волей. «Если ты выйдешь из этой битвы одиноким победителем, найди мою дочь, жену… Займи мое место…»

Сперва Тунь пытался заставить голос замолчать, как остальные голоса, звучавшие в ушах. Когда это ему не удалось, он умолял голос уйти, взывал к здравому смыслу и всячески улещивал, объясняя глупость некоторых надежд и пользу смирения.

– Смысл покоя состоит в том, чтобы дать человеку жить своей жизнью. Уж тебе ли этого не знать!

Тунь спорил до хрипоты, пока не переставал понимать, на чьей стороне в этом споре он сам, какая личность принадлежит ему, а какая явилась непрошеной, поднявшись из земли. «Тунь, ты мне обещал». К кому он обращается? Кто из них все-таки выжил и поселился в этом теле, которое ходит и говорит? Временами Тунь казался себе обезумевшим животным, тигром, охотящимся на собственный хвост и крадущимся за своей тенью. «Это ничего, что у меня не было возможности закопать барабан и другие инструменты… Музыка все выдержит…»

Эти слова вновь и вновь звучали в ушах, пробуждая резонанс другого обещания, пакта, приобретавшего все большую силу, потому что Тунь заключал его с самим собой.

«В оставшееся время я делал инструменты для живых и для мертвых, объединив два несопоставимых ансамбля в один, уникальный, для себя. Да, знаю, святотатство, но ведь я еще не умер».

Слова обретали ясность, становились настойчивее, подталкивали в дорогу. Тунь бросил свое отшельничество и пошел в деревню, где хранились инструменты Сохона – забрать их и посмотреть, что осталось. Убедиться, что частица души Сохона уцелела и восторжествовала: «Правду слышно даже из-под целой горы силой вырванных признаний».